Эфиопский социализм

Между тем, если до свержения императора военные в целом были удовлетворены размытой концепцией “Ытьопья Тыкдэм” с её абстрактными принципами равенства, социальной справедливости, верности трону и территориальной целостности страны, то после того, как Дерг взял в свои руки всю полноту власти, настал момент разъяснить обществу, куда собственно будет двигаться страна. Потому что конкретные формы “философии Ытьопья Тыкдем” не понимал вообще никто.

Учитывая контекст Холодной войны основным пунктом, волнующим и зарубежных партнеров, и само население, являлась ориентация новой революционной Эфиопии. Хотя Дерг подтвердил свою приверженность политике “неприсоединения”, ни о каких конкретных направлениях дальнейшего экономического развития военные не говорили.

Наконец, в декабре 1974 с высоких трибун был провозглашен курс на построение “эфиопского социализма” (Hibretesebawi). Само слово “Hibretesebawi”, фигурирующее в декабрьской декларации, отсутствовало в языке амхара, это был неологизм, призванный заменить заимствованный с Запада термин “социализм”. Причем источником этого национального социализма объявлялись традиции великих религий страны - христианства и ислама. Этот ход пришелся по душе православной церкви, которая на все лады начала рассуждать о сходстве учения Христа и социализма.

Само собой разумеется, “эфиопский социализм” был родным братом арабского, бирманского, гайанского или какого-либо другого национального социализма, которые во второй половине 20 века повсеместно возникали как способ быстрой модернизации освободившихся от колониальной зависимости отсталых стран. 

Эфиопия была не исключением. Провозглашался курс на однопартийную систему, которая гармонично сплотит самые лучшие силы многонационального общества, указывалось на первостепенную важность развития промышленного госсектора, говорилось о защите традиционных семейных ценностей и расписывались преимущества патриархальной заботы государства о благополучии народа. Даже самоопределение наций, и то “эфиопский социализм” предусматривал, хотя только в формате единой дружной эфиопской государственной семьи. 

В целом, основным ориентиром для “эфиопского социализма” стала Танзания Джулиуса Ньерере, тоже шедшая тогда по пути самобытного африканского “уджамаа-социализма”, теоретически очень далекого от марксизма. Именно Ньерере был первым иностранным правителем, посетившим Эфиопию после отстранения императора. Стало быть, где бы не начинали члены Дерга излагать основы своей философии, всегда они предваряли свои речи комплиментами в адрес Танзании, заявляя что история революционной Танзании это история успеха.

Естественно, обе фракции эфиопской левой, настроенные крайне негативно к Дергу, тотчас же раскритиковали концепт “эфиопского социализма” как манипуляцию и стремление погасить революционный импульс масс. Потому что, дескать, не может быть никакого “эфиопского социализма”, как не может быть “эфиопского электричества” или “сомалийской физики”. Есть только один социализм - научный, марксистско-ленинский.

Однако, радикальные реформы военных дезориентировали левых, заставив их резко пересмотреть свои взгляды.

После выпуска декабрьской декларации началась национализация: около сотни различных предприятий были переведены в собственность государства и объявлены “социалистическим сектором”. Но если национализация промышленности прошла относительно незаметно, то давно назревшая земельная реформа потрясла страну до основания. Вообще, Дерг опасался, что реформа на селе спровоцирует гражданскую войну, однако, хотя вооруженная реакция помещиков имела место быть, в общем и целом никакого толкового сопротивления полному разрушению традиционного феодального землепользования оказано не было.

При этом реформа на селе была одной из самых радикальных в Африке: землю не просто распределили между крестьянами, но национализировали в фонд государства, которое уже затем передавало ее в пользование организованным по случаю крестьянским ассоциациям на безвозмездных правах. Была запрещена продажа, наследование, частная аренда земли, равно как и наемный труд.

Национализация жилого фонда в июле 1975 вызвала куда меньше восторгов, т.к. накладывала на городскую жилищную собственность кое-какие ограничения, типа запрета сдачи в аренду или ограничения прав проживания только одним домом. Однако эта пилюля была подслащена существенным снижением коммунальных платежей.

Абсолютно все городские жители тоже были сведены в ассоциации (кебелес), куда входило несколько сотен смежных домов, управляемых выборным комитетом. Функции комитетов варьировались, начиная от взимания коммунальной платы и обустройства квартальных дорог, заканчивая контролем за жителями, сбором различных социальных пожертвований, помощи полиции и армии. Каждый гражданин обязан был зарегистрироваться в своём кебеле, после чего получал удостоверение личности нового образца.

В декабре 1975 осуществлена была реформа трудового права и социального обеспечения, что существенно снизило накал недовольства среди рабочих, возмущенных запретом на забастовки и введением принудительного государственного арбитража. Хотя фактически новый трудовой кодекс, - при всех его преимуществах перед старым, - тоже не предусматривал права на забастовки, он гарантировал справедливое вознаграждение за труд, а так же в общих фразах обещал в будущем ликвидацию всех форм эксплуатации и введение системы участия самих трудящихся в управлении предприятиями. 

Но наибольший масштаб в эпоху “эфиопского социализма” приняла Национальная кампания за развитие через сотрудничество, имевшая в просторечии наименование “земетча” (“кампания” на амхара).

Предыстория её такова.

Почти сразу же после отстранения императора новое военное правительство начало приготовления к проведению массовой пропагандистской кампании с привлечением городской молодежи: формально, она была необходима для продвижения в провинции непонятной “философии Ытьопья Тыкдем”, но фактически военные решили вернуться к старой имперской практике. Дело в том, что еще в период 68-72 гг. временная высылка в провинцию являлась вполне стандартной мерой наказания для тех из студенческих активистов, которых трудно было упрятать за решетку по уголовным обвинениям, но и оставлять в столичном университете и колледжах тоже не следовало, дабы не поощрять рост крамолы. 

Теперь, столкнувшись с массой взбудораженной молодёжи, умы которой с большой эффективностью захватывали вернувшиеся в страну левые, военная хунта не нашла способа умнее потушить этот разгорающийся пожар, чем принудительно услать всю эту публику подальше от политического центра.

Естественно, прознавшие о таких планах студенты выразили активное недовольство, сопроводив свой протест организацией серии демонстраций, которые в конечном счете подверглись силовому разгону.

В октябре 1974 было официально заявлено, что государство временно закроет университеты, колледжи и средние школы для того, чтобы “революционные учащиеся” могли отправиться в провинцию в рамках Кампании, дабы внести на патриархальную периферию новые идеалы и новые знания.

Около 60 тысяч студентов, преподавателей и отдельных молодых военнослужащих были мобилизованы. Из-за различных проволочек официальный старт кампании произошел только в декабре 1975 (хотя отдельные группы учащихся начали отправляться в провинцию еще в начале 75), причем все это решено было отметить шикарным парадом в центре Аддис-Абебы. Новый председатель Дерга Тэфери Бэнти изложил основные цели кампании, среди которых

разъяснение “философии Ытьопья Тыкдэм”;

раскрытие потенциала широких масс;

доведение до людей мыслей о том, что алкоголизм, проституция и роскошь являются препятствием для прогресса и указание путей исправления социального зла;

демонстрация делом преимуществ коллективного сотрудничества;

убеждение людей в том, что каждый должен нести ответственность за прогресс страны и никто не имеет права эксплуатировать другого из-за его материального положения или происхождения;

убеждение людей в том, что общие интересы народа находятся выше личных материальных интересов;

преодоление различий между образованными и необразованными через диалог;

разъяснение целей и задач земельной реформы.

Облаченные в единую серую униформу, студенты и преподаватели отправились во все провинции страны, где многие и оставались до июля 1976.

 

Дерг высоко оценивал работу студентов и это реально было так: проделав титаническую работу по подготовке крестьян к радикальной земельной реформе, активисты добились почти идеального процесса национализации земли, проходившего под контролем многочисленных учрежденных ими же крестьянских ассоциаций. 

Но для Дерга имелась и ложечка дегтя: во время этого массового принудительного “хождения в народ”, студенты нередко занимались, помимо “разъяснения философии Ытьопья Тыкдэм”, еще и проповедью оппозиционности военному правительству. Связано это было конечно же с влиянием левых.

Хотя и Эфиопская народно-освободительная организация и Всеэфиопское Социалистическое Движение (MEISON) отнеслись к кампании с подозрением, члены обеих организаций приняли в ней широкое участие. Т.к. конкретные идеи, которыми следовало обучать массы были не совсем понятны и “земетчоч” (участники кампании) не получали никакого предварительного политического обучения, ринувшиеся в провинцию вместо со студентами левые начали рассказывать массам о социализме в собственном понимании.

Более того, оказавшись внутри этого грандиозного массового движения, инициированного военным правительством, левые поняли, что лучше интегрироваться в него, чем противостоять. Поднакопив к тому времени уже кое-какой “жирок”, левые специально к началу “земетча” заполонили улицы, университеты и школы брошюрами и газетами, в которых “детализировали” не совсем понятные цели кампании. Этой же литературой они заполонили доселе тёмную в политическом смысле провинцию.

Поэтому “земетча” вскоре начала давать не совсем те результаты, на которые рассчитывал Дерг. Потому что в некоторых местах левые студенты сумели сплотить и противопоставить крестьянские ассоциации государственным чиновникам и полиции, которая была связана со старыми землевладельцами. Кое-где происходили вооруженные столкновения, в результате чего гибли и студенты, и старые помещики, и чиновники нового государства. В других деревнях группы “земетчоч”, обыскивая дома “балабатов” (помещиков), изымали принадлежавшее им оружие, отказываясь в дальнейшем передавать его в руки полиции, провоцируя конфликты со стрельбой и драками.

Вообще, кампания “земетча” является наиболее романтическим этапом Эфиопской революции: преодолевая бытовые трудности, страдая от голода и болезней, тысячи городских студентов прикладывали все силы для организации крестьян, для обучения их грамоте, элементарным принципам здравоохранения и мелиорации, для вытравливания из тёмных голов векового почтения к старым и новым помещикам (ибо многие из них приобрели наследуемую собственность в качестве преданных солдат императора в 30-40-е годы); и все это - под постоянным прессингом недовольных радикальными реформами или местных госбюрократов, которых студенты пытались даже люстрировать как “агентов реакции”. 

Само собой, что совместная работа в столь суровых условиях содействовала массовому притоку в левый лагерь новых, изначально аполитичных студентов, группировавшихся вокруг отдельных ветеранов левого движения, проявлявших наибольшую активность в деле реализации целей кампании.

Беспокойство военных по поводу оппозиционной агитации и дезорганизации провинциального госаппарата привело к тому, что в июле 1976 кампанию свернули, не перейдя ко второму этапу, как это изначально планировалось. Дальнейшее пребывание левых студентов в сельской местности грозило перечеркнуть все усилия государства по завоеванию на свою сторону огромного крестьянского класса. Поэтому Дерг решил отозвать студентов из провинции, и после многомесячного перерыва они вернулись к занятиям.

В этот же период Дерг в последний раз предпринял ряд мер с целью разрешить эритрейскую проблему мирным путем, напрямую обращаясь к повстанцам с призывами к объединению во имя строительства новой Эфиопии. На пост губернатора Эритреи был назначен эритреец, военно-полицейские силы притормозили свои операции, в арабские страны, поддерживавшие сепаратистов - Египет, Сирию и Судан, - были направлены делегаты Дерга с целью убедить арабов отказаться от поддержки и уговорить своих протеже к мирному разрешению конфликта.

Эти усилия не давали почти никаких результатов: как левые, так и правые сепаратисты не доверяли призывам военной хунты к миру, продолжая атаковать правительственные силы.

Не будучи услышанными, военные вынуждены были постепенно вернуться к политике защиты территориальной целостности страны силовым путем: война в Эритрее продолжилась.

Наконец, 21 марта 1975 произошла официальная отмена регентства так и не вернувшегося в страну наследного принца Асфы Воссена и монархия фактически была упразднена. Хайле Селассие теперь был никем; последовавшая в этом же году его смерть, как объявлено, от естественных причин, особо никого не поразила, несмотря на то, что сразу же распространились слухи, что император был задушен подушкой.

Все эти мероприятия, создававшие весьма благоприятный политический климат,  содействовали нивелированию различий между Дергом и основными левыми организациями. 

Изначально очень критически настроенные по отношению к военной хунте, левые вынуждены были признать, что Дерг последовательно реализует их собственные идеи. За исключением одной: демократизации. Потому что все массовые кампании, все мероприятия проводились исключительно под контролем Дерга и как только возникала опасность утраты контроля, - как в случае с “земетча”, - военные нажимали на тормоз.

Тем не менее, прежние обвинения в “фашизме” в отношении военного правительства, которые в сентябре-ноябре 1974 сыпались со страниц левой прессы, теперь уже выглядели неадекватно. Эфиопская левая должна была пересмотреть свои позиции и она их пересмотрела.