Левая оппозиция
Остатки эфиопской гражданской левой в этих условиях стремительного и широкого распространения воинственного патриотизма, сочетающегося со столь же громкой социалистической демагогией Дерга, почти ничего не могли сделать. А если какие-то действия и предпринимались, они сразу же натыкались на препятствия, возводимые столь же мощной государственной репрессивной машиной, укрепившейся в течение 1976-78 гг.
И если Эфиопская Народно-Революционная Партия (IHAPA), давно действовавшая в подполье, еще умудрялась сохранять какие-то свои кадры, выводя их постепенно на периферию, где продолжал действовать Революционный союз беднейшего крестьянства (Yediha Arso
Aderoch Abiyotawi Mahber), то остальные группы, подвергшиеся разгрому, в силу неготовности к партизанскому сопротивлению не могли предложить своим выжившим участникам ничего кроме самостоятельного бегства за рубеж. Исключение составляли лишь некоторые члены Революционной борьбы угнетенных эфиопских народов (ECHAT), скрывшиеся от репрессий в провинцию Оромия, где они попытались создать под эгидой националистического Фронта Освобождения Оромо левое крыло, но потерпели фиаско, не найдя социальной базы для своего прогрессивного проекта.
Меж тем, даже сумевшая уйти в провинцию IHAPA, блестящих перспектив на будущее совершенно не имела: изолированная от городских центров и плохо вооруженная, партия испытывала трудности как в развитии собственно партизанской борьбы, так и, - из-за отсутствия литературы, - в расширении политической агитации.
Скверным было и то, что Дерг в течение 78-79 на основе народного ополчения эпохи сомалийской войны сколотил многочисленные крестьянские милиции, которые должны были бороться с “анархистами и реакционерами” в провинции под командованием профессиональных военных кадров. И они таки сражались, причем сражались успешно, вызывая разочарование в рядах левой оппозиции, которая совершенно не могла идейно приблизится к ополченцам, а всерьез воевать с этими бедными крестьянами IHAPA не хотела.
Сохранялись надежды на помощь зарубежной диаспоры, которая массово пополнялась беглыми левыми диссидентами, но диаспора к концу 70-х сама погрязла в бесконечных и бессмысленных конфликтах и фракционности, приведших по итогу к самороспуску многих групп.
И как бы последним гвоздем в крышку гроба идеи развития вооруженной борьбы стало то, что IHAPA основной своей базой избрала пограничный с Суданом и довольно далекий горный регион Тыграй. Произошло это на самом деле чисто случайно: просто потому, что в партийном руководстве было достаточно много собственно тиграев, знавших язык и традиции этого региона, который с 40-х годов имел имидж “мятежной окраины”, хотя фактически был мятежным не более чем другие провинции.
Проблема заключалась в том, что к 1978 году в Тыграе уже были “свои” левые партизаны в лице Народного Фронта Освобождения Тыграя.
Как и во многих других эфиопских провинциях, модернизация многонациональной империи породила еще в конце 60-х рост местного политического национализма. И, - так же как везде, - на волне своеобразной моды на социализм, внутри этого поначалу неорганизованного движения за национальное самоопределение возникло левое крыло, “социальной базой” которого стали обучавшиеся в столице студенты тиграйского происхождения, увлекшиеся марксизмом-ленинизмом.
В 1974 году, на волне Эфиопской революции, среди тиграйского студенчества возникли сразу две националистические организации: Фронт освобождения Тыграя и Народный Фронт Освобождения Тыграя. Как можно догадаться, - оглядываясь на пример соседней провинции Эритрея, где наблюдалось точно такое же разделение, - первые были националистами, вторые…тоже националистами, но с сильным социалистическим душком. Причем, и те и другие, приветствуя саму революцию, выступили, - как и почти все эфиопские левые в тот момент, - против “временного военного правительства” (Дерга), якобы препятствующего дальнейшему развитию революционного процесса, который обязательно должен сопровождаться “самоопределением наций”. Никакого самоопределения Дерг не допускал и, в целом, продолжал имперскую политику силового подавления окраин, поэтому уже зимой 1974-75 гг. обе тиграйские организации, - крайне малочисленные на тот момент, - отправились на малую родину для организации борьбы за национальное освобождение от “имперского колониализма”.
Понятно, что и само “национальное освобождение” обе эти организации видели по разному. Если ФОТ были чистыми сепаратистами, выдвигавшими идею отделения Тыграя от Эфиопии и, в перспективе, создания Великого Тыграя (за счет территорий соседних провинций и даже части Судана), то НФОТ держался совершенно другого взгляда, выступив, после некоторых споров, за радикальную федерализацию многоэтнической единой Эфиопии.
Обе эти группы, вступив в борьбу с правительством, отдельно друг от друга вскоре образовали некий “альянс” с куда более опытными и лучше вооруженными эритрейскими сепаратистами: ФОТ оформили коалицию с правым Фронтом Освобождения Эритреи, а НФОТ установили отношения с их противниками из марксистско-ленинского Народного Фронта Освобождения Эритреи.
Нетрудно догадаться, что по мере роста повстанческих сил в Тыграе, столкновение между двумя этими идейными противниками стало неизбежным. И это столкновение состоялось: в 1976 году НФОТ буквально физически уничтожил всю верхушку “реакционеров” из ФОТ, интегрировав оставшихся в живых рядовых бойцов в собственные ряды.
Следующим соперником НФОТ стал обосновавшийся в Тыграе правомонархический Эфиопский Демократический Союз (EDU); антиправительственная вооруженная организация, сформированная сотрудниками сброшенной в 1974 провинциальной имперской администрации и местной знатью, напрямую опиравшаяся на военную помощь Судана.
Куда более многочисленный и лучше вооруженный EDU оказался не по зубам НФОТ: в прямом столкновении в 1976 левые потерпели поражение, но, резко изменив тактику и воспользовавшись растущей ненавистью местных жителей к ведущим себя как оккупанты монархистам, посредством непрекращающихся мелких атак НФОТ удалось к концу 1978 полностью вытеснить EDU из провинции, став своеобразными “хозяевами” Тыграя.
И тут, как снег на голову, в Тыграй начали прибывать сотни бежавших от правительственного террора членов IHAPA, намеревающихся создать в провинции главную базу для своей Народно-революционной Армии.
Бойцы IHAPA |
Хотя IHAPA тоже держалась левого политического фланга, взгляд партии на национальный вопрос в Эфиопии несколько отличался от взглядов НФОТ.
IHAPA точно так же считала национальный вопрос одним из важнейших и в целом тоже выступала за национальное самоопределение не только эритрейцев и тиграев, но и оромо и даже сомалийцев (что стало предлогом для правительственных обвинений в коллаборационизме во время сомалийско-эфиопской войны в Огадене). IHAPA точно так же подчеркивала опасность раздувания эфиопского национализма (ака “амхарского шовинизма”) и видела в идеологии “панъэфиопизма”, которую продвигал Дерг, возврат к прежней имперской политике.
Но. В процессе борьбы против “фашистской хунты, прикрывающейся красным флагом” (т.е. Дерга) IHAPA пропагандировала создание многонациональной единой “сражающейся партии”, что одновременно послужит правильному разрешению и социального, и национального вопроса. Условно говоря, IHAPA держалась “большевистского” взгляда образца II съезда РСДРП, требуя “растворения” национальных организаций в многоэтнической революционной партии, подобно тому, как Ленин в 1903 требовал растворения еврейского Бунда в РСДРП.
Если эту аналогию продолжать, то НФОТ придерживался “австро-марксистского” взгляда на функционирование революционной партии в многонациональной стране (парадоксально, но при этом сами тиграи всю дорогу ссылались на Сталина, который, как известно, свою статью о национальном вопросе посвятил разгрому “австро-марксистской” концепции), подчеркивая важность создания каждой народностью Эфиопии собственной автономной организации борьбы против угнетения, которые в дальнейшем добровольно сольются в единый революционный фронт национальных организаций. Тем самым, дескать, будет исключено доминирование какой-либо народности, которое действительно наблюдалось почти во всех формально многонациональных эфиопских партиях, порождая расколы, фракционность и интриганство.
Поэтому, считая Тыграй “своей” территорией, НФОТ настаивал на том, чтобы IHAPA либо развивала свою деятельность в каком-нибудь другом месте, либо интегрировалась в НФОТ, приняв его идейную линию.
В ответ IHAPA справедливо утверждала, что партия имеет право бороться против “фашистской хунты” в любом уголке страны, советовала НФОТ отказаться от “узкого национализма” и, в свою очередь, призывала тиграев присоединиться к IHAPA в качестве “младшего партнера”, ибо авангардный характер партии, по сравнению с отсталым и не имеющим никаких перспектив “национал-уклонистским” видением НФОТ, очевиден.
Тяжелые переговоры между двумя левыми организациями завершились в феврале 1978 тем, что "передовая" IHAPA, воспользовавшись продолжающимися столкновениями тиграев с монархистами, атаковала отряды “оппортунистов” из НФОТ в Айге. Но, начав эту войну, IHAPA не рассчитала своих сил: перебросив дополнительные отряды от суданской границы, НФОТ к концу марта полностью разбил Народно-революционную армию. Надо отдать должное: нанеся поражение своим врагам-товарищам, НФОТ, конфисковав оружие, позволил более 500 членам IHAPA уйти в Эритрею, где партия нашла приют под крылом правого Фронта Освобождения.
С этого момента началась стремительная идейная деградация Эфиопской Народно-революционной Партии: не имея никаких иных перспектив военного развития, IHAPA начала опираться на эритрейских правых, а к 1983 году докатилась и до прямого сотрудничества с монархическим Эфиопским Демократическим Союзом, который для всех эфиопских левых, - и тех, что поддерживали Дерг, и тех, что выступали против него, - являлся живым символом самой черной реакции.
Под защитой EDU на границе с Суданом состоялся и второй съезд IHAPA в марте 1984, на котором партия отказалась от “марксизма-ленинизма” в качестве идеологии, откинула свое былое вынужденное признание необходимости отделения Эритреи и поставила в качестве цели борьбы некую многопартийную “народную демократию”. Даже эмблема партии была изменена: вместо серпа и молота появился факел.
Продолжая вести партизанскую войну против Дерга, IHAPA еще не раз сталкивалась с НФОТ, пока наконец эти бывшие революционеры не были обвинены в фактическом союзе с Дергом за то, что перед лицом финального наступления повстанцев на Аддис-Абебу в 1991 году, партия приветствовала призывы висящего на волоске Менгысту Хайле Мариама к национальному единству и прекращению гражданской войны. Это стало последней каплей в отношениях между НФОТ, - фактическим руководителем многонационального повстанческого Революционно-демократического фронта эфиопских народов, - и IHAPA. В том же 1991 году остатки партизанских сил партии в Гондэре и Годжаме были уничтожены, а после падения хунты партия, давным-давно потерявшая свой былой коммунистический облик, вовсе была запрещена. И остается незаконной по сей день.
Между тем, пока IHAPA политически деградировала и разлагалась, в НФОТ шел обратный процесс.
Изначально придерживаясь сумбурной “китайско-вьетнамской” версии марксизма-ленинизма и всемерно осуждая “социал-империалистическое” вмешательство СССР во внутренние дела Эфиопии, к началу 80-х внутри НФОТ стала укрепляться еще более экстремальный “албанский” ходжаизм.
Вообще, НФОТ был мало похож на типичную для Африки этническую/племенную организацию, использующую заимствованные из внешнего мира политические концепции только в качестве прикрытия или предлога для получения внешней помощи от одного из полюсов Холодной войны.
Сразу же столкнувшись с массовым непониманием местными жителями целей и задач движения, а так же конкурируя с другими повстанческими группами, прибывшие в провинцию городские студенты, - первоначальное ядро организации, - видели дальнейший успех развития в политизации населения и трансформации социальных отношений, с помощью чего можно было бы создать надежную и устойчивую социальную базу, без которой партизанская борьба против правительства не имела перспектив.
Поэтому в пропаганде НФОТ примитивные проклятия по адресу “амхарского централизма” и раскручивание национального мифа о тиграях как угнетенном “ядре” эфиопского государства соседствовали с крайне модернистскими (для региона) лозунгами радикального освобождения от архаичной феодальной ментальности, которую правые националисты из ФОТ преподносили в виде “исконной тиграйской традиции”.
Естественно, средства пропаганды были грамотно избраны в соответствии с уровнем развития масс: основой выступала не наукообразная литература, а театр, музыкальные выступления, устные рассказы в виде притч или сказок (если дело касалось детей), художественное творчество.
Наиболее яркой чертой НФОТ этой эпохи стала борьба за равенство полов: в первую половину 80-х более 30% личного состава партизанской армии составляли женщины, целенаправленно выдвигавшиеся и в качестве руководящих кадров. При этом, как и в современной Рожаве, где действуют “Женские отряды самообороны”, или как в греческом антифашистском сопротивлении эпохи ВМВ, внутри НФОТ были строжайше запрещены сексуальные отношения между мужчинами и женщинами, а всякое насилие против “слабой половины человечества” каралось предельно строго. Впрочем, сурово каралось вообще всякое насилие против вообще любых мирян, благодаря чему НФОТ быстро завоевал симпатии терроризируемого правительством местного населения.
В целом, НФОТ, повернувшийся в сторону Албании, которая во внешний мир транслировала довольно острую критику идущего ко дну “реального социализма”, пытался культивировать внутри себя “демократический дух”, дабы предотвратить обособление узкой группы руководителей, стоявших над тупой массой рядовых. Поэтому внутри повстанческого войска не было званий, а избранные командиры не пользовались никакими привилегиями, их быт ничем не отличался от быта рядовых бойцов.
Ту же тенденцию НФОТ пытался проводить и на уровне высшего руководства, препятствуя трансформации коллегиального управления в личную диктатуру кого бы то ни было. В этом плане НФОТ очень отличался от Народного Фронта Освобождения Эритреи, где властные функции быстро сконцентрировались в руках талантливого, но при этом крайне авторитарного и неуживчивого Афеворки Исайяса (нынешнего бессменного президента независимой Эритреи). Напротив, в НФОТ очень долго не было такой руководящей фигуры авторитарного типа, и лишь во время эфиопско-эритрейской войны 1998-2000 гг. укрепился культ личности товарища Мелеса Зенауи, превратившего НФОТ в то, чем он известен до сих пор - т.е. коррумпированную диктатуру узкой этнической группы тиграев.
Мелес Зенауи |
Наконец, последовательная политизация и “албанизация” НФОТ привела к официальному учреждению в 1985 Марксистско-ленинской Лиги Тыграя (MALELIT), ходжаистской “авангардной” партии, которая должна была стать руководящим ядром фронта, пропагандируя марксизм-ленинизм в албанской версии и всячески противодействуя распространению “искажений марксистско-ленинской доктрины”: “хрущевизма, маоизма, титоизма, чучхе, кастроизма, еврокоммунизма”.
Казалось бы, имея такую супержесткую идейную направленность НФОТ логично должен был погрузиться в “классическую” для подобных партий бесконечную “борьбу с оппортунизмом и ревизионизмом” вплоть до самоуничтожения, что успешно продемонстрировали эфиопские товарищи в 1976-79 гг. И хотя на всем протяжении истории, НФОТ сотрясали периодические чистки “прагматиков” и “эмпириков”, отходивших слишком далеко вправо от марксизма-ленинизма, абсурдно-устрашающего масштаба они не достигали.
Более того. Принципиально оставаясь на позициях создания единого многоэтнического фронта демократических организаций, НФОТ протягивал руку дружбы всем сражающимся с Дергом национальным структурам, рассчитывая со временем, через сотрудничество, взрастить внутри них идейно-близкие левые фракции, которые затем смогут выдвинуться вперед в качестве доминирующих. Таким образом, в 1988 году по инициативе НФОТ был сформирован Революционно-демократический фронт эфиопских народов, включивший в себя оппозиционные Дергу и совершенно не левые национальные организации оромо, амхара и южных народов. Даже бывшим врагам из IHAPA было предложено присоединиться к этому фронту, однако те отказались. Плюс, из пленных правительственных военных НФОТ сколотил марионеточное Революционное движение офицеров, чей идейный ориентир заключался в “спасении эфиопской революции” через уничтожение “фашистской диктатуры Менгысту”, который эту революцию подавил.
Надо отметить, что стратегия НФОТ сработала лишь наполовину: единый фронт действительно нанес поражение Дергу в 1991 году и внутри каждой из национальных структур этого фронта действительно были созданы ориентированные на MALELIT левые фракции, но никакого доминирования имя достичь так и не удалось. Эти левые фракции продолжали оставаться небольшими изолированными группами, хотя именно к одной из таких групп, - Народно-демократической организации оромо, входившей в Демократическую партию оромо, - принадлежал нынешний президент Эфиопии Абый Ахмед.
Единственным крупным конфликтом, связанным с идейной непримиримостью НФОТ стала ссора с бывшими товарищами из Народного Фронта Освобождения Эритреи в 1985 году, положившая начало разногласиям, которые, - во многом благодаря личной конфликтности эритрейского вождя Афеворки Исайяса, - в 1998 приведут к войне между Эфиопией и Эритреей.
Помимо многих других мелких претензий, - типа выстраивания культа личности Афеворки, “реакционного милитаризма” или отказа НФОЭ от осуждения вмешательства в эфиопские дела советских “социал-империалистов”, - НФОТ критически смотрел на структуру организации эритрейских товарищей, которая представляла собой единую многонациональную организацию, не учитывающую интересов входивших в НФОЭ религиозных и этнических меньшинств (т.к. такой народности как “эритрейцы” не существует).
Дискуссии с НФОЭ очень быстро переросли в ссору, т.к. сварливый Афеворки Исайяс заподозрил, что подобными рассуждениями НФОТ стремится подорвать его личную власть и перетянуть на свою сторону этнических тиграев, входивших в эритрейский фронт.
В итоге, НФОЭ решил ответить на все претензии крайне подло: эритрейские бойцы сожгли колонну с продовольствием, собранную Обществом помощи Тыграю, - гуманитарным подразделением НФОТ, - для голодающей провинции, запретив впредь доставку продуктов через свои подконтрольные территории. Это вынудило НФОТ к проведению дополнительной мобилизации для срочного строительства дороги в Судан, однако вооруженного конфликта с эритрейцами, на который уповал наблюдавший за развитием событий со стороны товарищ Менгысту Хайле Мариам, так и не последовало.
Бойцы НФОТ распределяют муку голодающим |
MALELIT удалось потушить массовое недовольство рядового состава, требовавшего мести “ударившим в спину” эритрейцам, указывая, что подобный конфликт будет играть на руку только “фашистам из Дерга”. Тем не менее, былое тесное сотрудничество с НФОЭ было прервано навсегда.
Однако, готовя генеральное наступление единого революционно-демократического фронта против Дерга, руководство MALELIT понимало, что без активного участия такого мощного игрока, каким стал НФОЭ, это наступление не может быть успешным, поэтому в 1989 году, несмотря на подозрительность друг к другу, с эритрейцами была заключена договоренность о единстве действий, завершившихся в мае 1991 года взятием Аддис-Абебы и бегством Менгысту Хайле Мариама.
Бои в Аддис-Абебе |
Казалось бы, имевший явное военное доминирование внутри единого фронта (к тому моменту из 100 тысяч повстанцев 80 тысяч принадлежали к тиграйской организации) и руководствующийся архижесткой доктриной “марксизма-ленинизма-ходжаизма”, фактически взявший в свои руки власть НФОТ должен был, - как это подсказывает логика и исторический опыт, - развернуть по всей стране “охоту на контрреволюционеров и оппортунистов” и начать очередное строительство “научного социализма”.
Но этого не произошло.
Во-первых, потому, что сама по себе обанкротившаяся террористическая диктатура Менгысту Хайле Мариама, увешанная сверху донизу красными флагами и грамотно обоснованная марксистско-ленинским учением, совершенно отвратила настрадавшиеся эфиопские массы от гениальных идей классиков. Поэтому, например, ходжаисты из MALELIT особенно не препятствовали стихийному уничтожению благодарным народом коммунистических памятников и изображений, богато размещенных по всей стране в эпоху “военно-социалистической” диктатуры. Апофеозом чего стало свержение в центре Аддис-Абебы самой большой в Африке статуи Ленина, подаренной братской Эфиопии правительством КНДР в 1984 году.
А во-вторых, к моменту прихода к власти НФОТ, очевидным стало фиаско самой модели государственного социализма марксистского типа. Разваливалась социалистическая Югославия, а спустя несколько месяцев после свержения Менгысту перестал существовать и СССР. И если эти два события повлияли на MALELIT не очень сильно, - все-таки, будучи ходжаистами они воспринимали “реальный социализм” как “обреченный на смерть”, - то падение в Албании коммунистического правительства в 1992 году, стало форменным шоком. Ибо, не очень хорошо осведомленные о течении албанской “перестройки”, начавшейся после смерти Энвера Ходжи, НФОТ продолжал воспринимать Албанию (благодаря самой внешнеполитической албанской пропаганде) как маяк “неискаженной” ревизионизмом марксистско-ленинской доктрины.
В этих условиях НФОТ не имел иного выхода кроме публичного отказа от целей построения “научного социализма”, который повсеместно увенчался провалом. Но, имея столь впечатляющий левый бэкграунд, НФОТ не мог и выбросить все свои былые идеалы, на которых было воспитано и высшее руководство и многие рядовые бойцы. Поэтому вместо демонизированного “марксизма-ленинизма” ориентацией нового эфиопского правительства, в котором НФОТ доминировал, стало построение т.н. “революционной демократии” (abyotawi democracia), не совсем понятной версии восточноевропейской многопартийной “народной демократии”, которая якобы радикально отличалась от западной либерал-демократии своей антиимпериалистической и социальной направленностью, а так же наличием “авангардной партии”, каковой и был объявлен НФОТ, вставший у руля правящего Революционно-демократического фронта эфиопских народов.
Меж тем, по официальной версии эта “революционная демократия” зиждилась на тезисах, изложенных Лениным на первом конгрессе Коммунистического Интернационала в марте 1919 (“Буржуазная демократия и пролетарская диктатура”).
По сути же, - естественно, - в 1991 году Эфиопия вступила на путь самобытной национальной социал-демократии, характеризовавшейся отказом от тотальной приватизации (на основе бывшего “социалистического сектора” была создана смешанная экономика), радикальным конституционным федерализмом (вплоть до отделения Эритреи в 1993 году) и очень осторожным взаимодействием с зарубежным капиталом, который по-прежнему (несмотря на формальный отказ от противостояния с “западным капитализмом”) воспринимался новыми элитами как “империалистический” с точки зрения экономики.
Однако, ничто не бывает вечным, и на стыке тысячелетий эфиопская “революционная демократия” начала медленный откат назад, в сторону укрепления централизма и авторитаризма, а превратившийся в “партию власти” НФОТ, утратив весь свой демократический дух эпохи вооруженной борьбы, трансформировался во вполне типичную для региона коррумпированную, репрессивную и обособленную от других народов Эфиопии полуолигархическую структуру.
Комментарии
Отправить комментарий