Д'Аннунцио, фашизм и коммунизм
С позднесоветских времен устоялось мнение, что итальянский поэт-прозаик Габриеле д’Аннунцио являлся неким “протофашистом”; предтечей, с которого бездарный Муссолини якобы содрал многие свои идеи. Этот распространённый взгляд на роль д’Аннунцио в формировании фашизма базируется в первую очередь на том, что Муссолини, будучи человеком не слишком креативным, действительно заимствовал многое у эстетствующего писателя-милитариста в плане эстетики, - начиная с набора лозунгов (Eja, eja, ala-la!/Me ne frego!/A noi!/Quis contra nos? и т.д.), стиля публичных эпатажных выступлений и факельных шествий, заканчивая римским салютом и собственно титулом Dux (Duce – вождь).
В реальности, д’Аннунцио куда больше напоминал какого-нибудь Мозгового; оригинального революционного демократа, чей революционный демократизм вырос на реакционной почве и впоследствии увял, хотя и породил достаточно широкое «даннунцианское движение», откровенно оппозиционное фашизму.
Начинал-то свою политическую карьеру д’Аннунцио как явный и открытый реакционер.
При первых залпах Первой Мировой старый националист Габриеле д’Аннунцио, широкой известный уже тогда поэт и драматург, встал в ряды "интервентистов", сторонников участия Италии в войне. Проехав в мае 1915 года по городам Италии с серией зажигательных речей, посвящённых необходимости вступления в войну на стороне Антанты, д’Аннунцио не только возбудил патриотизм многотысячных толп, но и отчасти вынудил уйти в отставку "нейтралистский" кабинет Джолитти. Социалист Муссолини (с которым поэт поначалу водил дружбу), тогда уже лелеявший мечту стать кумиром миллионов, наглядевшись на эффект от речей д’Аннунцио, вслед за ним сам попытался повторить ораторский триумф, однако у него это получилось не очень.
Относительно героически отвоевавшись (потерял даже глаз в ходе авиакатастрофы), неуёмный д’Аннунцио после падения Австро-Венгрии продолжал свои патриотические перформансы. К тому моменту оказавшаяся в числе стран-победительниц Италия была фактически унижена своими союзниками по Антанте, которые не стали исполнять условия Лондонского пакта 1915 года, на основе которого Италия собственно и вступила в войну. Посчитав, что вклад итальянцев в победу не слишком уж и большой, союзники отказались согласовать передачу Италии ранее принадлежавшей Австро-Венгрии Северной Далмации, как было оговорено заранее. Что вызвало в итальянском обществе просто бурю негодования. Собственно, самому д’Аннунцио и принадлежит постулат об "изуродованной победе", который живо был подхвачен оскорбленными националистами, ветеранами, военными и некоторыми политиками.
Осенью 1919 года военно-патриотическая истерика достигла апогея: в пограничном городке Ронки-ди-Монфальконе, вокруг нескольких отрядов проитальянских активистов, высланных из спорного города Фьюме (ныне хорватская Риека) межсоюзной военной комиссией, стихийно собралась толпа различного рода возбуждённых патриотов, требовавших восстановления "исторической справедливости". В рамках этого стихийного движения представители реакционных военных кругов Италии приступили к формированию из наиболее оголтелых патриотов групп, готовых к силовым действиям – непосредственному захвату Фьюме, который по условиям Сен-Жерменского договора должен был быть объявлен "вольным городом", но под контролем югославского правительства.
Однако, дабы не вызвать ненужных международных осложнений, руководить этим захватом должно было лицо, никак не связанное с военной или гражданской властью Италии. Чего-чего, а воевать всерьёз с бывшими союзниками из-за какого-то мелкого города в Далмации даже самые отмороженные военные не желали. Речь должна была идти лишь о "маленькой победоносной кампании", которая поможет сплотить нацию и стабилизировать тяжелейшее социально-экономическое положение, сложившееся в Италии в тот момент.
Роль главаря этой авантюрной акции была предложена как раз Габриеле д’Аннунцио, экзальтированному патриоту-реваншисту, уже давно требовавшему захватов почти всего побережья Адриатики. Тот быстро согласился стать вождём "нового рисорджименто" и на рассвете 12 сентября 1919 года, несмотря на сильную простуду, поэт во главе колонны добровольцев-солдат, офицеров и националистов всех мастей (от монархистов и фашистов до республиканцев) двинулся на завоевание Фьюме, который был занят в тот же день без единого выстрела.
 |
| Д'Аннунцио в окружении "фьюманских легионеров" |
Однако слабое правительство Нитти, опасаясь международной реакции, мгновенно отреклось от действий д’Аннунцио и объявило всех участников марша на Фьюме дезертирами, наложив заодно и довольно дырявую блокаду, которая практически открыто преодолевалась через службы Красного Креста. Добрый друг Муссолини на этом фоне развил бурную деятельность по сбору средств для "наших сражающихся патриотов", бóльшая часть которых правда пошла на финансирование миланских отрядов самой фашистской партии.
Следующие полгода вокруг Фьюме царила похабная политическая суета: отмороженные патриоты требовали немедленной аннексии, в то время как итальянское правительство настаивало на компромиссном решении об увековечивании "свободного" статуса города без присоединения его к Югославии. Параллельно в самом городе, ставшим пристанищем для различного рода авантюристов, преступников и сумасшедших, начал нарастать хаос; по мере крушения первоначальных победоносных замыслов всё чаще возникали конфликты между "правыми" и "левыми" патриотами, между военнослужащими и многочисленными добровольцами, между местной "охранкой" (состоявшей в основном из карабинеров-монархистов) и "свободолюбивыми идеалистами" (среди которых было множество наркоманов, преступников и просто головорезов). Короче говоря, к началу 1920 года реакционные элементы, потеряв интерес к дальнейшему продолжению явно проигрышной авантюры, начали сдавать позиции. Даже "друг" Муссолини, всё ещё морально поддерживая Фьюме из далёкого Милана, фактически охладел к этой истории, грозившей поставить большое пятно на его политическом реноме.
Вместе с тем, фьюманская авантюра, изначально инициированная реакционерами, по мере крушения проекта победоносной аннексии, начала разворот налево, что напрямую было связано с тем, что вокруг эстетствующего анархиста д’Аннунцио, объявившего себя вождём всего этого мероприятия, сформировалась фракция советников-"большевиков", - людей различных революционно-демократических и антибуржуазных взглядов: анархистов, радикальных социалистов, революционных республиканцев-мадзинистов, и непосредственно "фашистов первого часа", членов фашистской партии первого призыва, наивно полагавших что фашизм и социализм есть идентичные антикапиталистические доктрины.
Спустя немногим более месяца после захвата города, 7 октября 1919 года, группой профсоюзных активистов во главе с радикальным социалистом и руководителем Итальянской федерации работников моря (FILM) Джузеппе Джульетти в Адриатике было захвачено судно "Персия", направлявшееся с грузом оружия, высланного Антантой в помощь российским белым, сражавшимся с большевиками.
 |
| Слева - Джульетти, справа - капитан Джульетти вместе с д'Аннунцио на борту "Персии" |
Появление в Фьюме Джульетти, увидевшего в событиях в Далмации трамплин для социальной революции по русскому сценарию, стало началом "большевизации". А передача в руки команданте д’Аннунцио 13 тонн различного оружия и амуниции позволило Джульетти установить тесные отношения с поэтом-вождём, которого радикальный социалист пытался даже склонить к организации революционного похода на Рим. Однако д’Аннунцио, который на самом деле не желал быть инициатором гражданской войны между итальянцами, отказался от этого предложения, заявив в ответном письме, что "настоящая новизна жизни не там, где ленинское учение утопает в крови, а здесь, где большевистский чертополох превращается в итальянскую розу; розу любви".
Однако история с грузом оружия, привезённого Джульетти, имела достойное продолжение.
Дело в том, что той же осенью 1919 года в Фьюме прибыл ещё один "большевик", бельгиец русского происхождения Леон (Лев) Кохницкий, тоже довольно экзальтированный поэт. Достаточно быстро войдя в ближний круг команданте и оценив обстановку, Кохницкий воодушевил д’Аннунцио идеей создания альтернативы буржуазной "Лиги Наций", - "Лиги угнетенных наций", - которая могла бы превратиться в военно-политический центр борьбы народов мира против "западной плутократии" и колониализма.
 |
| Д'Аннунцио и Леон Кохницкий |
Именно под влиянием глобальных и интернациональных идей Кохницкого д’Аннунцио 24 октября 1919 произнес речь “Италия и жизнь”, в которой отметил, что восстание Фьюме “это крестовый поход всех бедных и угнетенных, новый крестовый поход всех свободных людей против наций, накапливающих и узурпирующих все богатства мира, против хищников и ростовщиков, кто вчера использовал войну чтобы сегодня эксплуатировать мир…Ваше дело - величайшее и самое прекрасное, что сегодня противостоит слабоумию и трусости этого мира. Это дело охватывает огромные пространства, от Ирландии до Египта, от России до США, от Румынии до Индии. Оно объединяет белых и цветных, примиряет Коран и Евангелие, христианство и ислам…” В этой же речи, кстати, д’Аннунцио впервые похвалит Советскую Республику, которая отстояла своё право на существование перед лицом “наёмных банд Колчака и Деникина, нанятых международными финансовыми воротилами и подстрекаемых рычащей и бессильной Версальской конференцией”.
Однако столь смелые революционные проекты столкнулись с суровой реальностью. В основном потому, что сами представители "угнетенных народов" (к которым обращались эмиссары д’Аннунцио) всерьёз фьюманскую верхушку не воспринимали, полагавшись в своей борьбе как раз на помощь великих держав.
Одним из впечатляющих примеров этому стала история с поддержкой Ирландии, в которой кипела война против английского владычества. Имея в запасе 13 тонн оружия д’Аннунцио связался с представителем Шинн Фейн в Риме Шоном Т О'Келли, которому была предложена помощь в вооружении бойцов Ирландской Республиканской Армии.
Однако ирландцев, добрых католиков, смутил не только вызывающий антиклерикализм д’Аннунцио, но и его антиамериканские настроения; ирландцы вполне соглашались с антибританской демагогией фьюманского вождя, однако по-прежнему рассчитывали на поддержку США в борьбе против Англии. Поэтому, формально не отказываясь от переговоров, представители Шинн Фейн затянули их до того момента, когда фьюманская авантюра пала, а вместе с ней – и "Лига угнетённых народов".
Ещё хуже ситуация сложилась в отношении египетских революционеров, которым фьюманское командование, после устных переговоров с д’Аннунцио, таки успело передать значительную часть оружия с "Персии" (около 25 тысяч винтовок), после чего египтяне просто скрылись в неизвестном направлении.
Опять же, под влиянием Кохницкого, который настаивал, помимо всего прочего, и на поддержке венгерских коммунистов (хотя Венгерская советская республика была разгромлена за месяц до оккупации Фьюме, шум от венгерских событий не утихал еще долго), д’Аннунцио пришел к выводу о необходимости "переброски моста" между двумя "сражающимися со старым миром" полюсами - Фьюме и Советской Россией.
Поэтому весной 1920 года, уже на фоне охлаждения внимания реакционных элементов к фьюманской авантюре, д’Аннунцио посылает эмиссаров к руководству Итальянской Социалистической Партии с целью заручиться поддержкой социалистов, а так же выйти непосредственно на советских представителей.
И тут скверную роль сыграл имидж самого д’Аннунцио. ИСП, изначально относилась к истории с оккупацией Фьюме как к безумной авантюре, а к самому д’Аннунцио - как к старому националисту и реваншисту, натурально психически больному человеку, желавшему втянуть Италию в новую войну. Поэтому эмиссарам фьюманского вождя не только было отказано в поддержке; в серии весенних статей в социалистической "Avanti!" ИСП ехидно и очень злобно высмеивала визиты посланцев, вещавших о намерении д’Аннунцио провозгласить "Фьюманскую советскую коммунистическую республику" в обмен на помощь со стороны социалистов, а так же "большевистские манифестации" в самом Фьюме, организованные безумным поэтом.
Забавно тут вот что: в то время как социалисты публично глумились над "большевизацией" д’Аннунцио, в лагере самого д’Аннунцио росла поддержка большевизма, в котором некоторые видели могучую силу обновления общества. Характерным примером может стать журнал "La testa di ferro" футуриста Марио Карли (впоследствии - "левого фашиста"), ставший "голосом Фьюме", в котором в течение весны-лета 1920 года был опубликован цикл статей, прославлявших "живую силу большевизма", столь сильно отличавшегося (в понимании авторов) от бессильного, пацифистского и связанного с господствующими кругами итальянского социализма. Призывы к союзу Фьюме и Москвы, к объединению сил д’Аннунцио и Ленина в борьбе с "коалицией западных плутократов" - таков дискурс журнала, оказавшего влияние на укрепление внутри широкого движения фьюманских легионеров левого крыла, которое впоследствии станет основой антифашистского даннунцианского движения.
Тем временем, политическая торговля между державами вокруг Фьюме достигла своей кульминации: новое правительство Джолитти было намерено закрыть больной вопрос, разработав совместный итало-югославский проект по увековечиванию "свободного" статуса города. Характерна в этой связи позиция "друга" Муссолини; очень ревниво относившийся к славе и влиянию д’Аннунцио, и приведенный в смятение слухами о возможной организации фьюманскими легионерами революционного "марша на Рим" для свержения правительства "плутократов, спекулянтов и предателей", Муссолини совершенно прекратил материальную поддержку Фьюме.
Более того, продолжая на словах восхвалять фьюманскую авантюру, Муссолини кулуарно наладил отношения с либералами Джолитти и Иваноэ Бономи, намеревавшимися окончательно "слить" надоевший проект "расширения Италии". Впоследствии, после подписания между Римом и Белградом Раппальского договора и началом наступления на Фьюме итальянской армии, д’Аннунцио безуспешно дожидался помощи от своего тучного "друга", который просто кинул доверчивого поэта, не пошевелив и пальцем.
Между тем, по мере развития ситуации в голове д’Аннунцио мысль о необходимости союза между Советской Россией и Фьюме никуда не пропала. Посему, провозгласив в начале августа 1920 года независимую Республику Карнаро, первым делом поэт отправил телеграмму в Москву на имя Чечерина с выражением симпатий советскому режиму. Однако, не дождавшись ответа, д’Аннунцио просто его сочинил, публично заявив об установлении отношений между новой Республикой и Советской Россией.
 |
| Герб Республики Карнаро с лозунгом "Кто против нас?" |
Итальянская социалистическая партия вновь, как и весной, в серии статей в "Avanti!" подвергла осмеянию очередную попытку д’Аннунцио свернуть налево. Несколько позже, с особым жаром социалистическая пресса пыталась развеять и широко распространившиеся слухи о симпатиях Ленина в отношении д’Аннунцио, источником которых стал член ИСП и впоследствии один из основателей КП Италии (а еще позже - "левый фашист", повешенный вместе с Муссолини на Пьяццале Лоретто) Никола Бомбаччи, который, будучи делегатом на Втором конгрессе Коминтерна, якобы слышал от Ленина фразу, что "Д’Аннунцио - единственный революционер в Италии".
Короче говоря, националистический бэкграунд д’Аннунцио в момент "левого поворота" мощно играл против него самого. Хотя он всячески пытался доказать свою прогрессивность, а в интервью анархистскому журналу Эррико Малатесты Umanitá Nova докатился даже до провозглашения себя коммунистом:
"Я за коммунизм без диктатуры. /…/ Это неудивительно, поскольку вся моя натура анархистская, и поскольку во мне укоренилось убеждение, что после этой последней войны история начнет новый полет к очень дерзкому прогрессу. /…/
Я намерен сделать этот город (Фьюме) духовным островом, с берегов которого я могу излучать в высшей степени коммунистическое действие по отношению ко всем угнетенным народам. Вы, мятежники, не должны клеветать на меня; скоро вы увидите, что моя борьба не националистическая, как об этом говорят".
И в общем, д’Аннунцио не соврал. Так как, провозгласив Республику Карнаро в августе 1920, д’Аннунцио снабдил её соответствующей конституцией, разработанной ещё одним видным "большевиком" - прибывшим в январе 1920 года в Фьюме революционным синдикалистом Альчесте де Амбрисом. По своему характеру, Хартия Карнаро представляла собой одну из самых прогрессивных конституций в мире на тот момент, ничего не имевшую общего с тем, что впоследствии стало основой фашизма.
Прежде всего провозглашалось, что Республика Карнаро основывается на принципах "прямой демократии", где народ является законодателем, действуя через собрания и референдумы без посредничества партий и парламента.
Было провозглашено всеобщее избирательное право мужчин и женщин (в Италии только с 1948 г.); равная оплата труда мужчин и женщин; право развода (в Италии только с 1970 г.); бесплатное начальное образование; свобода прессы. В области обороны, под влиянием "большевиков" Джузеппе Пиффера и Векки Феруччо (первый – поклонник Мадзини, второй – "левый фашист", изгнанный Муссолини за призывы к союзу с социалистами), предусматривалось всеобщее вооружение народа в случае войны и фактическая ликвидация регулярной армии в мирное время. Элементы социализма присутствуют во внимании к социальным правам, от пенсионного обеспечения до гарантий минимального дохода.
Хартия даже провозгласила равенство прав славянских меньшинств города, которых сам д’Аннунцио еще год назад, в пылу своих завоевательных речей, называл не иначе как "южными рабами" и "варварами-головорезами". Вообще, год сожительства итальянцев со славянами привел к некоторому "потеплению" отношений в общем и даже пиратские экспедиции против торговых судов в Адриатике, на которых во многом базировалась экономика провозглашенной республики (поскольку итало-югославская блокада усиливалась с лета 1920), официально именовалась "ускоками" - в честь традиционного пиратского ремесла местных славян, грабивших суда еще с 16 века.
Частная собственность не была запрещена как таковая, но был наложен запрет на использование её во имя "грубой эксплуатации" и существования за счет других. Конституция провозглашала, что "единственным законным правом господства над любыми средствами производства и обмена является труд". Таким образом, тунеядцы и эксплуататоры могли быть лишены и частной собственности и гражданских прав.
Что касается того самого "корпоративизма", то в конституцию Карнаро данная задумка попала прямиком из революционного синдикализма, предлагавшего обществу систему прямой демократии, где различные общественные сектора разделены не на партии, а на громадные профсоюзы-корпорации, делегаты которых составляют некий управляющий совет республики, ассамблею представителей, господствующее положение в которой должно быть отдано именно представителям корпораций трудящихся.
В целом, идея республики нового типа в том виде, в каком она изложена в Хартии Карнаро, напоминает не фашизм, а скорее социал-утопическую "эсеровщину", движение мелкобуржуазной демократии, охватившее Советскую Россию в 1920-21 годах и увенчавшееся Кронштадтским мятежом, после которого начался вынужденный отход от "военного коммунизма" к НЭПу. Позднее даже Амадео Бордига из ИСП в статье "Даннунцианское движение" (1924) признавал социалистическую и прогрессивную направленность конституции, но в то же время подчеркивал её идеалистический характер, связанный со стремлением "примирить" классово-разделенное общество, удалив наиболее вопиющие проявления капиталистических отношений через демократический прямой диалог трудящихся и производителей.
Ну и как бы между делом надо сказать, что идеи Хартии Карнаро в основном так и остались идеями, т.к. практическому их воплощению препятствовал полный бардак, в котором пребывала республика в последние месяцы своего существования. Блокада, голод, внутренние конфликты, отсутствие денег, наплыв деструктивных элементов из социальных низов: все это создавало ситуацию, при которой было невозможно реализовать ничего из задуманного, поэтому город жил фактически той же самой хаотической жизнью, что и ранее.
Конец фьюманской авантюры был достаточно быстр: 12 ноября 1920 года правительство Джолитти подписало т.н. Раппальский договор с Белградом, признав Фьюме свободным городом-государством. Д’Аннунцио отказался покидать Фьюме и признавать договор, после чего итальянские войска окружили город, а в канун Рождества начали наступление. Сопротивление легионеров было недолгим и 28 декабря д’Аннунцио капитулировал, после чего в течение месяца все легионеры были разоружены и вывезены в Италию.
Уже в январе 1921 года была создана Национальная федерация легионеров Фьюме, взявшая себе в качестве программы ту самую Хартию Карнаро. С этой же хартией-программой легионеры (многие из которых в эпоху мировой войны являлись штурмовиками-ардити) полезли и в ветеранскую Ассоциацию итальянских ардити, вызвав чреду расколов по линии "правые против левых".
В конечном итоге это приводит к объединению в единую Ассоциацию ардити, у руля которой становятся революционные синдикалисты де Амбрис, Микьери и Фосканелли, выступающие за федеративную социальную республику и мало-помалу дрейфующие в сторону антифашизма. Разрыв между даннунцианцами и фашизмом оформился очень быстро, когда в официальной газете легионеров "La Vigilia" появилась статья "Легионерам!", в которой авторы обвинили фашистов в том, что они "работают на защиту буржуазии и аплодировали королевским карабинерам и гвардии, когда они убивали Фьюме".
Соответственно, начинаются столкновения между легионерами и фашистами, особенно кровопролитные в Милане и Турине. Легионеры-даннунцианцы летом 1921 принимают активное участие в формировании антифашистских "Народных ардити", хотя сам д’Аннунцио все больше дистанцируется от большой политики, закрывшись на своей вилле на озере Гарда. Кстати, именно туда весной 1921 попытался прорваться Антонио Грамши, надеявшийся предложить поэту идею антифашистской "социальной даннунцианской революции", которую готова была поддержать молодая Компартия. Однако уставший от авантюр Д’Аннунцио отказался от встречи
В начале 1922 года, в условиях обострившегося конфликта между судовладельцами и фашистами с одной стороны и рабочими с другой, руководитель Итальянской федерации работников моря Джульетти, прославившийся угоном в Фьюме судна с оружием, попросил защиты у легионеров, после чего 70 тысяч моряков перешли под крыло движения д’Аннунцио. С этого момента началась профсоюзная эпопея даннунцианцев, попытавшихся сформировать альтернативный фашизму и коммунизму революционно-демократический полюс рабочей борьбы. В середине 1922 был основан "Национальный комитет действия даннунцианских профсоюзов", к которому присоединились Итальянский союз железнодорожников, Федерация работников моря, Федерация типографских рабочих, Тосканская палата экономических союзов и ряд других, более мелких синдикатов.
Принимая живое участие в деятельности "Рабочего Альянса" совместно с социалистами и анархистами, даннунцианские профсоюзы, в условиях наступления фашизма, были деморализованы пассивностью, в которую впал сам д’Аннунцио. Зависимые от своего духовного вождя, даннунцианцы до самого последнего момента уповали на то, что тот наконец выступит с пламенной речью, призвав все здоровые силы страны оказать сопротивление фашистским планам завоевания Рима. Но говорливый сверх всякой меры, на этот раз поэт молчал. Уговоры и просьбы руководителей комитета во главе с Де Амбрисом накануне Марша на Рим не подействовали: гуманист д’Аннунцио хранил молчание, не желая кровопролития.
Он продолжал молчать и далее, окончательно удалившись в частную жизнь. Осиротевшие профсоюзный комитет и Ассоциация ардити в результате полицейских репрессий были разбиты, а в марте 1923 года остатки легионеров и даннунцианцев преобразовались в "Духовный союз даннунцианцев", - достаточно мощное оппозиционное движение, имевшее свыше двухсот секций по всей стране. Однако режим не уставал давить своих оппонентов и в 1926 году Союз был принудительно распущен.
Что касается самого д’Аннунцио, то он, потеряв былой бунтарский энтузиазм, более не сумел подняться. Будучи эстетствующим анархистом, чуждым цензуре, религиозным и нравственным запретам, испытывая презрение к "грубому" фашизму и высказываясь достаточно скептически по поводу Муссолини и его курса, д’Аннунцио до самой смерти оставался "духовным пленником" режима, использующего престарелого поэта в качестве собственной культурной опоры, чему старый д’Аннунцио, к своему стыду, не сопротивлялся, замазав свое имя грязью, от которой теперь практически не отмыться.
Комментарии
Отправить комментарий