Большевики и ирландцы

"Звездный плуг", флаг социалистической Ирландской Гражданской Армии

Темы советской “реальной политики” на международном фронте, которая сразу же создала противоречия между Наркоматом иностранных дел (защищавшим стратегические интересы СССР как государства) и Коминтерном (защищавшим идею “мировой пролетарской революции”), я уж как-то касался, затронув случаи “тактического слива” Советами в начале 20-х персидских и турецких коммунистов, а так же поддержки литовских фашистов. 

А вот еще один интересный, хотя и не столь вопиющий кейс, Ирландия.

Вообще, борьба ирландцев против британского господства издавна привлекала внимание европейских социалистов и демократов, а уж после вспыхнувшего в разгар Первой Мировой антибританского Пасхального восстания 1916 года, в организации которого в том числе приняли участие видные местные марксисты Джеймс Коннолли и Джеймс Ларкин, - главари небольшой Ирландской Гражданской Армии, - ирландцы и вовсе приобрели имидж “зеленых большевиков”. 

Джеймс Коннолли

Потому что Коннолли и другие руководители восстания не просто выступали против “пиратской войны Британии против немецкого кайзера”, не просто третировали “британский шовинизм”, охвативший широчайшие слои рабочего движения, но и призывали к активному сопротивлению войне через “революционные действия” вплоть до перенесения войны (уже гражданской войны) на ирландскую землю во имя установления некоей “Рабочей республики”.

Между тем, сами ирландские левые националисты и социалисты (Шинн Фейн и Лейбористская Партия) в целом очень позитивно восприняли Октябрьскую революцию в России; правда их привлекала не столько социальная риторика большевиков, сколько чрезвычайно смелая по тем временам концепция о национальном самоопределении.

Ну а в рамках начавшейся в 1919 собственной войны за независимость ирландские социалисты кое-где пытались даже создавать рабочие советы как органы местного самоуправления (Sóivéidí; ирландцы были первыми, кто это пытался сделать в Европе), но особенно в этом не преуспели. 

Само собой, при таком бэкграунде ирландцы не могли не привлечь внимания “свежесозданного” Третьего Коммунистического Интернационала, рассчитывающего на взаимовыгодное сотрудничество с ирландскими “freedom fighters” в борьбе со “старым миром”.

И тут впервые прояснилась специфика “кельтского сопротивления”, - которая на всем протяжении 20 века препятствовала развитию в Ирландии коммунистического движения, - выражавшаяся в исключительном религиозном и социальном консерватизме ирландцев. Оказалось, что ни ирландские социалисты, ни, тем более, левые националисты вовсе не горят жгучим желанием подчинять себя московскому центру. Да и в целом ни те, ни другие не разделяли ультрарадикальных ранне-большевистских идей по коренному преобразованию “старого мира” и поджиганию мировой “классовой войны”.

Тем не менее, какое-то количество сторонников нового московского центра в Лейбористской Партии нашлось; довольно небольшая фракция сгруппировалась вокруг фигуры Родди Коннолли (сына казненного героя Пасхального восстания 1916), провозгласив себя Рабочей Коммунистической Партией Ирландии. Хотя формально РКПИ оставалась частью Лейбористской партии (разрыв произойдет только в октябре 1921, а до этого коммунисты надеялись завоевать в ней политическое руководство), это не помешало РКПИ отправить своих делегатов на Второй Конгресс Коминтерна в июле-августе 1920.

Ленин и Родди Коннолли (молодой человек справа)

Здесь ирландцы впервые раскрыли перед “штабом мировой революции” довольно грустную картину “ирландской специфики”, подчеркнув гораздо бóльшую приверженность пролетариата национализму, нежели социализму (за исключением Ольстера, где смешанное протестантско-католическое население якобы более податливо “классовой политике”), а сражающуюся против британцев Ирландскую Республиканскую Армию вообще охарактеризовав как “потенциальную белую гвардию”.

Однако, принятые Вторым Конгрессом “тезисы по национальному и колониальному вопросу”, призывавшие к поддержке коммунистами национал-революционных сил в колониях, развеяли скепсис ирландцев в отношении национализма. Теперь руководство РКПИ, направляемое Коминтерном, должно было рассматривать ирландских националистов как “таран” против британского империализма, стоящего на пути развития “мировой пролетарской революции”.

Нисколько не отрицая консерватизма республиканцев и почти полного отсутствия у них социального радикализма, Коминтерн предполагал оказать сепаратистам всемерную поддержку, а главным инструментом этой поддержки должна была стать сама РКПИ, надеявшаяся на обещанные Москвой деньги восстановить Ирландскую Гражданскую Армию, - партийную милицию Лейбористской Партии, - которая к тому моменту находилась уже в полумертвом состоянии. Тем самым планировалось укрепить авторитет коммунистов в рядах сражающихся с Великобританией националистов.

Бойцы Ирландской Гражданской Армии во время Пасхального восстания

Короче, курс на поддержку самопровозглашенного ирландского правительства (Ирландского Революционного Братства), был принят. Причем не только Коминтерном, но и Народным комиссариатом иностранных дел РСФСР, приступившим к подготовке договоров о взаимном признании с Ирландией и умудрившимся в октябре 1920 года выбить у нищих ирландских властей ссуду в 20 тысяч долларов.

Но “большая политика” слегка этот курс подкорректировала. Дело в том, что уже в начале 1921 года Советы резко охладели к сражающимся с британским империализмом ирландцам, поскольку поддержка сепаратистов могла поставить под угрозу готовящиеся переговоры РСФСР по торговым отношениям и взаимном признании с самой Великобританией; куда более мощным экономическим игроком, в сотрудничестве с которым разоренная Россия нуждалась гораздо больше, чем с нищей и маловлиятельной Ирландией. 

Поэтому, прибывший в Москву в феврале 1921 года посланник Ирландской республики Патрик Маккартан был встречен не слишком сердечно. Его сразу же возмутило то, что вместо специальной гостиницы Наркомата иностранных дел его поселили в гостинице “Люкс”, предназначенной для делегатов Коминтерна (это означало отказ от признания дипломатического статуса прибывшего), причем свой номер он вынужден был делить с тремя другими соотечественниками.

Принявший Маккартана глава НКИД Чичерин наотрез отказался от обсуждения поставок оружия и боеприпасов Ирландской Республиканской Армии (проект предусматривал переброску контрабандой около 50 тысяч винтовок), чем слегка изумил ирландского посланника, осведомленного о линии поддержки Коминтерном ирландской борьбы. 

Сантери Нуратова, ассистент секретаря НКИД, выступавшая в качестве посредника между Маккартаном и министерством, заверила ошарашенного делегата, что Чичерин просто не мог знать об обещаниях Коминтерна, но она свяжется с человеком, который “отвечает за это направление”. Однако, спустя несколько недель сама Нуратова была схвачена ВЧК и впоследствии расстреляна по обвинению в шпионаже в пользу Британии. Маккартан остался ни с чем.

В его сердце еще теплилась надежда на то, что НКИД станет более открытым к просьбам ирландцев после подписания англо-русского торгового соглашения 17 марта 1921. Слишком переоценив революционный дух большевиков, он просто не поверил в то, что они будут соблюдать положения этого договора о прекращении всякой подрывной деятельности и пропаганды против Великобритании. Однако, с течением времени его убежденность улетучилась: считая ирландскую борьбу сугубо националистической и бесперспективной в плане развития радикальной пропаганды, Москва теперь не видела никакой пользы для себя в её материальной поддержке. Наоборот даже - вмешательство в ирландские дела могло разозлить Великобританию, чьё неофициальное признание советской власти наконец удалось добиться.

Поэтому, летом 1921 года, не получив ни денег, ни оружия, Маккартан отбыл на родину. В итоге, как мы знаем, советско-ирландские официальные отношения были установлены только в сентябре 1973 года.

Между тем, в начале 1921 года под воздействием европейской коммунистической пропаганды, в Ирландии возникла еще одна организация, претендовавшая на то, чтобы стать ирландским членом Коминтерна; т.н. Коммунистические группы, пытавшиеся проникнуть в ряды республиканцев-националистов с целью столкнуть их на левые позиции.

Примерно в этот же момент, когда в Москве находился Маккартан, в столицу РСФСР прибыл другой ирландец, Шон Бомонт, видный участник Коммунистических Групп, завоевавший влияние в 3 Бригаде ИРА. Встретившись с секретарем Коммунистического Интернационала Матьяшем Ракоши, Бомонт заявил, что 3 Бригада недовольна “капитулянтской” политикой ИРА, идущей к соглашению с Великобританией о получении статуса доминиона в составе империи; что внутри ИРА зреет конфликт между “умеренными” (сторонниками компромисса) и “непримиримыми” республиканцами, грозящий перерасти в гражданскую войну; что “непримиримые” ищут союзников вовне и РСФСР может использовать эту ситуацию. Потому что советская помощь даст ирландским коммунистам возможность завоевать “огромное влияние на активные революционные силы”. 

Но, несмотря на то, что предложения Бомонта вполне соответствовали коминтерновским “тезисам по национальному и колониальному вопросу”, переходившая к НЭПу Советская Россия в тот момент была куда больше заинтересована в улучшении своих отношений с Западом, нежели в участии в очередной авантюре с непредсказуемым финалом, поэтому все просьбы Бомонта о финансовой или военной помощи Ракоши отверг и ирландец, как и Маккартан, отправился домой ни с чем. А к новому году лишенные перспектив и поддержки Коммунистические группы и вовсе развалились.

Между тем, в конце июня 1922 года предсказанная гражданская война между умеренными сторонниками Ирландского Свободного Государства (доминиона в составе Британской империи) и радикалами, требующими полной независимости, действительно вспыхнула. 

Начавшееся 27 июня восстание республиканцев протекало неудачно. Правительственные силы достаточно быстро выбили повстанцев из Дублина и окрестных деревень; отступив в беспорядке на юг, радикалы образовали здесь крохотную “Республику Мюнстер” со столицей в городе Корк.

Надо сказать, что некоторые из членов ирландской компартии (к тому моменту она уже оформилась как партия) не только по собственному почину приняли участие в восстании республиканцев-националистов, но и сумели даже пробраться в руководство ИРА: так, в состав повстанческого генштаба входил член КПИ с неблагозвучным для русского уха именем Пидар о’Доннелл.

При этом, хотя коммунисты писали в докладах в Москву о том, что среди республиканцев царят мощные “социал-революционные” настроения, на деле никакого политического влияния сами коммунисты в ИРА не имели. В основном потому, что подавляющее большинство республиканского руководства не желало ассоциироваться с “красными”, которые были уже достаточно демонизированы западной пропагандой.

15 июля прибывшие в Англию с отчетом о своих приключениях Родди Коннолли и казначей КПИ Джордж Маклей встретились с легендарным Михаилом Бородиным, агентом Коминтерна в Великобритании, который буквально растоптал все иллюзии ирландских коммунистов по поводу перспектив республиканского бунта.

По мнению Бородина, ИРА в военном плане значительно уступала правительственным силам, а кроме того, в отличие от правительства, у республиканцев вообще не было никакой социальной программы, им нечем было привлечь народ. Очевидно, что при таких условиях борьба республиканцев закончится провалом, но еще можно попробовать извлечь из этой тяжелой ситуации какую-нибудь пользу.

Под нажимом Бородина ирландские коммунисты составили не слишком радикальную программу социально-демократических преобразований, которую в начале августа прибывшая в Ирландию миссия сотрудников Бородина представила генеральному штабу ИРА, получив предварительное одобрение. Повстанческим генералам терять уже было нечего, - в военном плане дела у них шли плохо, - поэтому содействие “красных” теперь воспринималось без прежнего скепсиса.

Предполагалось, что Исполнительный Комитет Коминтерна профинансирует закупку оружия ИРА в Германии, в ответ на что повстанцы примут социал-революционную программу и сформируют “лево-республиканскую” партию, в руководство которой войдут как коммунисты, так и немногие левые республиканцы. Иными словами, Бородин планировал построить в Ирландии национал-революционный фронт для борьбы за “социальную национальную республику”; такой же, какой он в 1923 году будет строить в Китае в виде Гоминьдана.

Однако, достигнутые предварительные соглашения не были реализованы, поскольку нить сотрудничества ИРА и Коминтерна была резко оборвана. 

Ибо, с одной стороны, 11 августа ИРА оставила последний контролируемый город, перейдя к партизанской борьбе, а в середине сентября в Глазго был арестован и сам архитектор “красно-зеленого фронта” Михаил Бородин. Проведя 6 месяцев в тюрьме, он вернется в Москву, а в 1923 будет послан в Китай, где покроет своё имя неувядаемой славой политического комиссара национальной революции.

Советская Россия, - учитывая ранее продемонстрированный “реально-политический” подход к ирландской проблеме, - не особенно была заинтересована в восстановлении отношений с явно проигрывающими республиканцами, хотя сами ирландские коммунисты еще некоторое время продолжали призывать к поддержке партизанской борьбы за “настоящую социальную республику”.

Конец “ухаживаниям” за ИРА положил Четвертый Конгресс Коминтерна в ноябре-декабре 1922 года, упрекнувший КПИ за слишком навязчивый национализм и пренебрежение “классовой политикой”.

Новые резолюции ИККИ по Ирландии предписывали местным коммунистам сконцентрироваться на работе с пролетариатом, оказывая все еще сражающимся республиканцам лишь минимальную “моральную поддержку”, с чем были не согласны многие члены партии, являвшиеся скорее социал-республиканцами/социал-националистами, нежели коммунистами ленинского разлива. 

Эти новые директивы Коминтерна не только существенно уменьшили численность КПИ, - многие из членов которой переметнулись в левонационалистическую “Шинн Фейн” или умеренную Лейбористскую партию, - но и спровоцировали внутренние ссоры и склоки по поводу взаимодействия с националистами. В результате, Коминтерн вынужден был даже провести внутреннее расследование, итогом которого стала рекомендация о роспуске партии от октября 1923.

25 января 1924 первая Компартия Ирландии, находившаяся по уши в долгах перед Москвой и насчитывающая к тому моменту не более 40 человек, была распущена.