Эфиопская левая и военное правительство

 

Придя к власти, военный совет, - Дерг, - перво-наперво объявил незаконным любое противодействие никому непонятной “философии Ытьопья Тыгдем”, а так же запретил любые демонстрации и забастовки. В последнем случае имела место озабоченность военных по поводу расшатавшейся донельзя трудовой дисциплины, которая к сентябрю 1974 привела экономику на грань коллапса. А чтоб никто больше не думал, что можно такие же шутки шутить с властями как при старом режиме, Дерг кое-где применил силу для разгона рабочих и демонстрантов, в результате чего погибли люди.

Такой подход очень не понравился Конфедерации Эфиопских Профсоюзов (CELU), которая хоть и отличалась апатией и слабоволием, но в данном случае под давлением снизу вынуждена была принять резолюцию, призывающую к замене военного правительства гражданским, к отмене декрета о запрете забастовок и демонстраций, к свободе выражения мнений и т.д. В ответ Дерг приказал отозвать резолюцию; CELU отказалась это сделать, и в итоге была арестована вся верхушка организации. 

Ровно такой же метод подавления недовольства был применен и в отношении буянящих студентов и солдат: все должны были понять, что времена бесхребетного императора, доведшего страну до ручки, кончились. Наступила новая эпоха эфиопского возрождения, а такое большое дело требует дисциплины и покорности.

Какова была позиция эфиопской левой в отношении нового строя?

Как уже было написано, обосновавшиеся за рубежом эфиопские марксисты были немало удивлены тому, что началось на родине в феврале 1974. В самой Эфиопии малочисленные левые конечно бегали по демонстрациям и что-то пытались организовать, но их роль была невелика. Задачу поддержания народного гнева взяли на себя военные: они сбрасывали на города десятки тысяч листовок с призывами к переменам и борьбе с пережитками феодализма, они заказывали телепередачи и статьи в газетах, в которых описывались недостатки империи (а затем - очернялся и сам монарх), они собирали демонстрации, на которых проклинали всеобщую коррупцию и стенали по утраченному величию страны. 

“Вторым номером” в деле поджигания страстей играли преподаватели, студенты и мелкие госслужащие, - сами фактически бывшие студенты, - активно пытавшиеся растормошить различные общественные сектора, - вплоть до священнослужителей и проституток, -  призывая к повсеместным забастовкам и протестам. Но деятельность эта носила больше стихийный характер; в стране фактически не было тех сил, которые смогли бы преобразовать эту стихийность в организованное, идейно обоснованное действие. Эфиопская левая либо сидела по тюрьмам, либо (в большинстве своем) находилась в эмиграции.

Эфиопские студенты 70-х

Естественно, видя такой расклад, эмигранты пришли в волнение. Первыми отреагировали “ультралевые” из Эфиопской Народно-освободительной Организации, принявшие решение на мартовском чрезвычайном съезде в Женеве о срочном возвращении домой с задачей возглавить массы и повести их по пути революции. Возможно даже вооруженной революции.

Поэтому к концу июня почти все активисты организации из США, Западной Европы, Алжира, Судана, Египта и СССР уже прибыли на родину, а Бэрхане Мэскэль лично возглавил группу добровольцев, направившихся в Эритрею для задачи налаживания связи с местными левыми повстанцами и рекогносцировки в соседней провинции Тыграй, избранной для возможного развития партизанской борьбы.

В начале июля началось издание партийной газеты "Демократия"; начав всего с тиража в несколько сотен отпечатанных на ручном мимеографе экземпляров, “Демократия” вскоре обрела невиданную популярность, особенно в молодежной среде. Журнал выходил каждую неделю и тут же расходился по рукам; многие его статьи затем перепечатывались на местных языках - тигринья, оромо и т.д. Основными точками распространения стали популярные в среде студенчества местные чайные, но нередко копии журнала просто закидывались в рандомные окна или вовсе оставлялись на уличных перекрестках, где их расхватывали прохожие. Иногда газета раздавалась на автобусных остановках или близ рынков, где постоянно толпились люди. Все это конечно же носило формально незаконный характер, поскольку ни имперская власть, ни пришедшие ей на смену военные, никаких разрешений на распространение подрывной левой прессы не давали. 

Газета "Демократия"

В середине лета домой вернулись и представители противоположного центра эфиопской левой. Хайле Фыда и его немногочисленные товарищи из по-прежнему секретного Всеэфиопского Социалистического Движения (MEISON), используя благоприятный момент, открыли в центре Аддис-Абебы полуподпольную книжную лавку, Progressive Bookshop, наполнив её дешевыми (в смысле цены) марксистскими брошюрами, которые миллионными тиражами экспортировались из СССР, Китая и Албании. Лавка стала местом притяжения многочисленных радикальных студентов и впечатленных народным движением рабочих. Вслед за этим группа Фыды так же начала выпуск не менее легендарного, чем “Демократия”, но куда менее популярного еженедельника “Голос масс”.

Что же думали эти левые по поводу нового военного правительства?

Традиционно, эфиопские левые очень настороженно относились к армии. Армия занималась подавлением крестьянских волнений в 60-х, армия вела борьбу с сепаратистами на окраинах страны, армия являлась одной из главных опор имперского режима. И теперь, когда армия, как казалось, под нажимом масс фактически осуществила политическую революцию, среди левых возник вопрос об отношении к армии.

Опираясь на опыт большевиков, сделавших выводы из революции 1905 года и в 1917 обращавших особое внимание на революционную агитацию среди солдат, эфиопы почти сразу же принялись, используя самые разные способы, тоже вести подрывную пропаганду среди военных, достаточно сильно колебавшихся в ходе охвативших страну волнений. При этом левым было непонятно, каковы идеологические ориентиры военного правительства; среди членов Дерга имелись как стихийные радикалы, так и достаточно реакционные элементы. Единственное, что объединяло Дерг это общее желание оздоровления страны. При этом никаких четко сформулированных идей у военных не было, не считая манифеста “Ытьопья Тыгдем”, - “Эфиопия прежде всего”, - набора достаточно размытых общих идей об “улучшении страны”.

Эфиопская Народно-освободительная Организация почти сразу же заявила об опасности перехвата или подавления военными народной революционной инициативы. Учитывая уже имевшийся опыт стран третьего мира, - особенно, соседних Судана и Египта, - было ясно что они вполне могут захватить власть в условиях революционного хаоса, установив собственную диктатуру, больше напоминающую фашизм. Поэтому выдвижение военных на политический олимп было бы катастрофой для эфиопской революции, которая могла успешно развиваться только в условиях гражданского правления. Это признавала ЭНОО, с этим же чуть позже соглашался и MEISON.

Однако не все рассматривали армию как потенциальную угрозу революции. Одним из тех, кто на фоне протестов вернулся в Эфиопию из США был Сэнай Ликке, поклонник Иосифа Виссарионовича Сталина, Че Гевары и “массовых расстрелов, которые спасут страну”. Будучи не понят в своих архимилитаристских взглядах другими товарищами, этот воинственный человек, вернувшись на родину, принялся сколачивать собственную тайную организацию, Пролетарская Лига (Waz League по-амхарски). Которая сразу же была сориентирована на проникновение в ряды армии, ибо Ликке считал именно армию наиболее адекватным инструментом осуществления пролетарской революции в том виде, в каком он её сам понимал.

Сэнай Ликке

Налаживанию тесных связей с военными очень способствовало то, что Сэнай, будучи мастером рукопашного боя, в качестве подработки устроился преподавателем карате для курсантов ВВС. В конечном итоге, эти контакты позволили ему достаточно близко подойти к новой военной верхушке.

Общепризнанным является тот факт, что именно Сэнай Ликке стал “серым кардиналом” радикального крыла внутри Дерга. Именно он преподавал основы марксизма-ленинизма товарищам военным во главе с майором Менгысту Хайле Мариамом (который, вопреки официальной версии, распространявшейся и советским агитпропом, до 74 года вообще не был близок к левым кругам), продвигая в головы офицеров собственную радикально-милитаристскую интерпретацию марксистской доктрины. 

Отличавшийся крайней нетерпимостью к многочисленным врагам революции, подчеркивающий необходимость беспощадной борьбы с ревизионистами, оппортунистами, социал-империалистами и тому подобными уклонистами, рассматривающий насилие как наиболее приемлемый метод разрешения любых проблем и резко выступавший против сепаратизма окраин, Сэнай однозначно оказал решающую роль на формирование идейной платформы для будущего “военно-социалистического” режима. 

Между тем, внутри и самого Дерга, - который действительно был скорее широкой коалицией военных группировок, - росло напряжение. 1 ноября 1974 военная хунта выпустила обновленный манифест “Ытьопья Тыгдем”, в котором теперь были усилены социально-популистские мотивы. А для популяризации и разъяснения новой философии в турне по стране отправился председатель Дерга, генерал эритрейского происхождения Аман Михаэль Андом; человек достаточно миролюбивый и незлобный, избранный председателем в качестве компромиссной фигуры, устраивающей все фракции военной хунты. 

Среди всего прочего, он два раза посетил мятежную Эритрею, выразив попутно мнение о необходимости мирного разрешения национального конфликта. В своих публичных речах, обращенных в том числе и к сепаратистам, Аман демонстрировал добрую волю правительства и подчеркивал, что мирное решение эритрейской проблемы заключается в глубокой реформации общественно-экономической жизни, которые создадут условия для экономического развития и демократии. Более того, заявив что свержение императора положило конец геноцидарной имперской практике на окраинах, Аман клялся, что в ближайшее время Дерг инициирует расследование преступлений, совершенных эфиопской армией в Эритрее, и накажет виновных. Само собой, неслись и обещания скорой передачи власти в руки гражданского правительства.

Эти поездки и речи человека, который изначально должен был играть роль зиц-председателя, совсем не понравились неформальным лидерам Дерга Мэнгысту Хайле Мариаму и Атнафу Абатэ, которые уже настроились на увековечивание диктатуры военных и несколько по-иному смотрели на разрешение эритрейского вопроса. Началось интриганство и классическая “борьба бульдогов под ковром”, нарушавшие рабочие отношения внутри хунты. Завершился этот первый этап тем, что к середине ноября затравленный генерал заперся в своем доме, тем самым дав повод фракции Менгысту требовать его увольнения.

Между тем, в отсутствии Андома 17 ноября Менгысту впервые сам выступил с публичной речью перед военнослужащими, разъяснив свою версию философии Дерга, - заключающуюся в том, что военные должны оберегать достижения революции и не спешить с передачей власти гражданским недотепам, -  и подчеркнув неудачу мирного разрешения конфликта в Эритрее. А спустя 6 дней был выпущен приказ об отстранении Андома от должности председателя по причине "диктаторских наклонностей", злоупотребления властью и интриганства. 23 ноября в различных частях столицы слышались взрывы и выстрелы, продолжавшиеся до следующего утра. Это члены одной военной фракции сражались с членами другой; генерал Андом был убит, некоторые его коллеги тоже.

Новым председателем Дерга был назначен Тэфери Бэнти, еще более блеклая и несамостоятельная фигура, потенциальная марионетка в руках самой сильной фракции военного правительства.

Меж тем, после устранения Андома Дерг инициировал пока еще не слишком широкий террор: безо всякого суда были расстреляны более шестидесяти ранее задержанных высокопоставленных заключенных, в том числе оба бывших премьер-министра, чиновники старого аппарата, аристократы и дворяне, высокопоставленные старорежимные офицеры. Нация была потрясена, потому что бескровная революция перестала быть бескровной. На международной арене массовые казни тоже не добавили престижа новому режиму, спровоцировав некоторое охлаждение отношений между Эфиопией и Западом.

Левые, - обе крупнейшие фракции, - восприняли всё это дело крайне негативно: и “Демократия”, и “Голос масс” обвинили Дерг в фашизме, вновь категорически потребовав передачи власти гражданскому правительству. Напряжение между военной хунтой и усиливающимся левым движением нарастало.