Большевики и украинцы

 

В российском пространстве довольно мало известно о триумфальном шествии советской власти на Украине, хотя события последних 8 лет казалось бы должны содействовать изучению этого весьма деликатного вопроса. Они конечно содействовали, но не так, как хотелось бы: после образования ЛДНР провластными российскими публицистами проводились какие-то нелепые аналогии с Донецко-Криворожской Советской Республикой, умудрившейся по инициативе Артёма выделиться из состава провозглашённой в Харькове Советской Украины и просуществовать не больше месяца. Отдельные представители левопатриотов уцепились за этот исторический казус, стремясь с одной стороны обосновать «историческое право» на отделение русскоязычного Донбасса от Украины, а с другой – подкрепить это «право» ссылками на «большевистскую практику»; мол, дело правильное, ещё большевики так хотели, а нам уж и подавно надо поддержать.

Вопрос об отношении Совнаркома во главе с Лениным к инициативам Артёма-Сергеева это вопрос спорный и дискуссионный. В любом случае, ещё до немецкой оккупации, уничтожившей все большевистские структуры Украины, ДКР решением пленума ЦК РКПб от 15 марта 1918 года была фактически упразднена и включена в состав Советской Украины («Донецкий бассейн рассматривать как часть Украины»), хотя никаких «неполживых» причин (типа «задабривания» украинцев или «уничтожения» русских Донбасса) тогда ещё не было. 

Скорее всего, Совнарком банально распространил юрисдикцию Советской Украины на те же самые области, которые были провозглашены частью Украинской Народной Республики Центральной Радой ещё в ноябре 1917 года. Вопреки мнению известного политика, лидера и борца, Украину с Донбассом, Одессой и Херсоном выдумал не Ленин, а украинцы Винниченко и Грушевский. И немецкая оккупация Украины по результатам переговоров в Бресте, так же осуществлялась в границах Украины, «придуманной» Центральной Радой (т.е. включала и Донбасс).

Опустим здесь события первого наступления большевиков на Киев, закончившегося быстрым падением Советской Украины под ударами приглашённых Центральной Радой немецких оккупантов, учредивших марионеточное правительство гетмана Скоропадского.

Именно после этого в дело вступают украинские социалисты, о которых россиянам вообще мало что известно.

Хотя изначально Украинская Социал-демократическая рабочая партия и Украинская партия социалистов-революционеров, входившие в правительство Центральной Рады, стояли на довольно правых, меньшевистских позициях, после начала немецкой оккупации, сопровождавшейся усилением стоявших за Скоропадским «хлеборобов» (земельной олигархии) и широкими реквизициями в пользу Германии, бóльшая часть их состава начала стремительно леветь. Левые фракции уэсдеков и уэсеров всё дальше дистанцировались от правых, дискредитировавших социализм и продавших страну иностранцам. 

В марте 1918 года вокруг газеты «Борьба» (Боротьба) формируется левая фракция УПСР («боротьбисты»), чуть позднее начинает консолидироваться левое крыло УСДРП, которое позже преобразуется в Независимых социал-демократов («незалежников»). В тот же момент усиливаются левые настроения и в могучем «Крестьянском союзе» (Селянской спилке), который в конце мая 1918 года на нелегальном съезде под Киевом провозглашает своей целью, во-первых, отмену частной собственности на землю, а во-вторых, объявляет о необходимости всеобщего восстания против германской оккупации и власти гетмана.

Что делают в этот момент очень малочисленные украинские большевики? Наблюдая за расширяющимся размахом антинемецкого движения (к концу лета генерал Вильгельм Гренер подсчитал, что немецкая армия в стычках с крестьянами потеряла свыше 20 тысяч человек), украинские большевики во главе с Пятаковым, вопреки Брест-Литовскому договору, принимают решение включиться в этот движ, дабы просто не отстать от масс. А для того, чтобы у немцев не было никаких вопросов к Ильичу, в апреле 1918 года в Таганроге проходит учредительная конференция Коммунистической Партии большевиков Украины: образуется формально отдельная от РКПб партия, не признающая никаких договоров с немцами.

Партизанское движение эпохи Скоропадского поражало своим разнообразием, т.к. здесь были представлены почти все оттенки тогдашнего модного социализма: большевики, левые эсеры, левые националисты (не забываем, что Петлюра тоже был социал-демократом), анархисты и даже правые эсеры (сохранившие легальность) имели под Одессой собственные вооружённые отряды. Причём постороннему наблюдателю было вообще непонятно, «где кончается Петлюра и начинается Пятаков», т.к. фактических отличий между этими силами было немного.

Так, в Триполье в тесном союзе с большевиками действовала огромная банда украинских левых националистов под руководством атамана Зеленого (Данило Терпило), которая уже в следующем году стала действовать против самих же большевиков. В Таращинском уезде ураганила партизанская бригада рабочих-большевиков, отметившихся серией погромов. В Полтаве в едином антиоккупационном движении сомкнулись левые эсеры, большевики и националисты. На юге Украины немецких колонистов и менонитов, отличавшихся зажиточным образом жизни и ассоциировавшихся с немецкими захватчиками, громили буквально все. Знаменитый атаман Волох, будущий команданте «Красной армии Галиции», перешёл от большевиков к Петлюре, затем и к Скоропадскому, после чего метнулся в стан «боротьбистов», причём на всём протяжении своего извилистого политического пути он не уставал от грабежей, погромов и дебоширства.

Но самое главное, у большинства этих партизан была ещё и более-менее общая программа: изгнание оккупантов, «черный передел» помещичьих земель, развитие свободной торговли и завоевание автономии, причём последнее часто ассоциировалось со словосочетанием «советская власть», воспринимаемая как власть местная, независимая от центрального правительства. Короче говоря, подавляющее большинство украинских партизан склонялось к т.н. «эсеровщине». И именно эти настроения в конечном итоге получили у крестьян наименование «большевизма». Большевик (реальный) Затонский по этому поводу указывал что «немцы вешают эсеров за большевизм, крестьяне-повстанцы заявляют «мы большевики» и конец».

Что касается самой КПбУ, то она уже на первой конференции разделилась на три группы.

Первая, во главе с Пятаковым и Бубновым, представляла ультралевый уклон в духе воззрений Розы Люксембург – для неё (т.е. группы) национальный вопрос не имел смысла, поскольку в событиях гражданской войны члены левой фракции видели окончательное крушение капитализма и начало мировой революции. Максимум, на что сгодились бы восставшие крестьяне Украины – это на то, чтобы своей дюжей энергией опрокинуть передовые капиталистические державы. Сам Пятаков воспринимал тогда ленинскую идею о самоопределении наций как вредную, вносящую в общий революционный курс ненужную сумятицу.

К этой группе примыкала вторая, во главе со Скрыпником, Шахраем и Затонским, эдакие «национал-коммунисты», мыслящие категориями одновременного национального и социального освобождения. С ультралевыми, отрицавшими вовсе национальный вопрос, их связывало только то, что и те и другие не собирались подчиняться руководству РКПб по вопросу Брестского мира и были настроены продолжать борьбу против немецкой оккупации хотя бы даже и вопреки Ленину.

Наконец, третью группу представляли «правые» Донбасса во главе с Артемом-Сергеевым и Квирингом, выступавшие противниками всяких украинских национальных инициатив и потаканий крестьянскому движению. Они поддерживали близкую к российской великодержавности идею, ранее высказанную руководством Харьковской и Екатеринославской организаций РСДРПб (и поэтому получившую наименование «екатеринославская точка зрения»), квалифицирующую украинское крестьянское движение исключительно как кулацкое, лишь мимикрирующее под большевизм. По мнению одного из членов группы Яковлева, украинские крестьяне-«большевики» будут бороться и против советской власти, если она перейдёт к социалистическим преобразованиям в аграрном секторе, причём размах этой борьбы будет ещё шире, чем нынешняя борьба против немцев. Только опора на рабочих, батраков и бедняков сможет обеспечить победу пролетарской революции, но так как бедняки в украинском крестьянском движении не играют никакой роли, а национального рабочего класса просто нет, единственная возможность победы – это опора на силы русского пролетариата, на советскую Красную Армию, способную установить на своих штыках советское государство на Украине.

На первом съезде КПбУ в Москве в июле 1918 победу одержали первые две группы, после чего Пятаков, боявшийся что революционную инициативу перехватят украинские социалисты, выпустил воззвание ко всеобщему восстанию против режима Скоропадского. Призыв прозвучал практически в пустоту, поскольку сами украинские большевики реального влияния на Украине почти не имели. Отдельные августовские попытки вооружённых выступлений в Полтаве и Одессе привели лишь к окончательному погрому немцами хлипкой партийной структуры, после чего Пятаков был подвергнут суровой критике, а на втором осеннем съезде КПбУ разгрому подверглись уже обе фракции (ультралевые и национал-коммунисты) за их «революционные мечты» о превращении «реакционных» украинских крестьян в борцов за социализм. Руководство партии перешло к «донбассовцам» во главе с Эммануилом Квиригом, склонявшимся к пассивной тактике ожидания дальнейшего развития событий.

Между тем, в ноябре 1918 в Германии произошла революция, немецкие войска двинулись прочь из Украины, и стало ясно как божий день, что режим гетмана Скоропадского обречён. Ленин в этой связи довольно быстро принял решение о создании украинского фронта во главе с Антоновым-Овсеенко, однако решение это не было выполнено, а выделенные войска продолжали воевать на Дону против Каледина.

В итоге, в условиях фактического бездействия КПбУ, поднявшееся на новый уровень широчайшее крестьянское движение в свои руки захватил Петлюра, создавший уже 15 ноября (через 4 дня после немецкой революции) Директорию, от имени которой объявил восстание против осточертевшего гетмана. Левая фракция КПбУ и «национал-коммунисты» Скрыпника усилили давление на Москву, требуя предпринять хоть что-то и наконец 20 ноября им удалось добиться решения о создании украинского правительства, однако из-за осторожности наркомнаца Сталина это решение не было обнародовано до 28 числа. 

Пятаков в отчаянии телеграфировал центральному комитету о том, что «сейчас на Украине для широких масс имеются два борющихся центра: петлюровцы и гетман. Советский центр отсутствует. Ваше запрещение опубликовать манифест (новорожденного правительства) мы рассматриваем как крупную политическую ошибку».

В итоге, украинское советское правительство было создано в вагоне на станции Курск, однако ни войск, ни средств оно не получило, т.к. Ленин начал бесполезные переговоры с Винниченко и Петлюрой, стремясь склонить этих людей (которые всё-таки были социалистами) на сторону советской власти. В то время как советское украинское правительство могло рассчитывать лишь на несколько тысяч партизан, сгруппированных в предыдущие месяцы в нейтральной зоне, десятки тысяч крестьян, перешедших на сторону Директории, занимали один город за другим.

Каковы были характеристики этой крестьянской армии описывал живой свидетель событий Александр Бармин, знаменитый советский разведчик, ставший невозвращенцем в 1937 году и женившийся потом на дочке Рузвельта:

«Я ожидал увидеть конные эскадроны в украинской форме, но вместо них пред моим удивленным взором предстали тысячи саней и повозок, окруженные, как казалось, восставшим народом. Толпы крестьян мешались с неописуемыми солдатами без каких-либо знаков отличия. С множеством гранат за поясом, с перевязями из патронов, перекрещенными на груди, они имели такую разнообразную коллекцию оружия, какую только можно себе представить, от карабинов до примитивных пик. Время от времени проезжал пулемет на старой крестьянской повозке. Многие из них имели с собой жен, а некоторые также и детей, и маршировали с песнями, под аккомпанемент гармони. Одни были веселы, другие - мрачны. Среди цветов их знамен над украинскими желто-голубым преобладал красный. Наблюдая за этой рекой, бурлившей по улицам Киева, мы поняли, что речь шла о чем-то большем, нежели вступление Петлюры. Это был марш крестьянской революции».

Другой лидер киевских большевиков М.М.Майоров, наблюдая 50-тысячную крестьянскую армию, входившую в Киев, был удивлён преобладанием красных знамён с лозунгами «За владу Рад» (За власть советов) и почти полным отсутствием жёлто-синих национальных флагов. 

Само собой, вход огромных крестьянских армий в города сопровождался колоссальными погромами и грабежами. Это привело к тому, что подавляющая часть городского населения, запуганная неудержимым насилием крестьянских масс, завопило о необходимости возвращения порядка, причём сам этот абстрактный «порядок» олицетворяли «объединители России», белые. Только еврейские социалисты из Бунда с тысячью оговорок приветствовали вход войск социалистической же Директории в Киев.

А что большевики? А ничего. Большевики фактически молча наблюдали за тем, как колоссальные массы разбуженного украинского крестьянства попали под власть националиста Петлюры. Однако эта «власть» была лишь иллюзией. Почти мгновенно после утверждения Директории, от неё начали отворачиваться все те, кто её к власти и привёл. Начав сопротивление гетману с 8 тысячами бойцов, к концу 1918 года войска Петлюры насчитывали более 100 тысяч. Однако уже в феврале 1919 Петлюра опирался только на «Сичовых стрельцов» и некоторые отдельные подразделения своей распадающейся армии, численностью не больше 20 тысяч человек.

Именно этот отток позволил большевикам начать новое успешное наступление на Украину. Потому что по мере того, как таяла армия Петлюры, большевистское войско разрасталось: начав с 6 тысяч партизан в декабре 1918 года, Украинский фронт Антонова-Овсеенко уже в конце января 1919 насчитывал 46 тысяч бойцов. Нетрудно догадаться, кем были все эти новоприбывшие «большевики». Бывшими петлюровцами, грабившими Киев под красными флагами и теперь недовольные промедлением правительства Директории в области социальной и аграрной политики.

Между тем, падающий в пропасть Петлюра шёл уже буквально на всё, чтобы сохранить лояльность своих атаманов, в том числе – закрывал глаза на беспредел с их стороны (погромы и грабежи), чем вызвал отход Винниченко и верных ему левых националистов. 

Учитывая всё это, большевистская армия, поддержанная бывшими петлюровцами, левыми уэсерами, левыми уэсдеками, а так же анархистами, добилась лёгкой победы над разрушающейся Директорией на Левом берегу Днепра. Конкретно в этот момент начался стремительный переход на просоветские позиции левых фракций украинского социализма: из партии социалистов-революционеров окончательно оформились «боротьбисты», а из социал-демократической партии – независимые эсдеки («незалежники»).

Одновременно с этим, часть украинских националистов, ранее стоявших на левых позициях, наблюдая дрейф крестьянской стихии в сторону большевиков, резко переместилась вправо, на сторону яростного антикоммунизма. 

Выход из рядов Директории харизматичного Винниченко, выступавшего за мир с Советской Россией и увидевшего в Петлюре виновника провала украинской революции, крайне ослабил позиции последнего, но смертоносный удар по Директории был нанесён в конце января, когда распространились сведения о переговорах Петлюры с французами. Помня, что переговоры Центральной Рады и немцев год назад закончились тяжёлой иностранной оккупацией, бегство от Петлюры приняло воистину массовые формы. Именно этот период современные украинские историки, склонные рассуждать о «большевистско-украинской войне», квалифицируют конкретно как гражданскую войну на Украине, когда одни украинцы, - левые социалисты, - шли войной против других украинцев, - соответственно, правых.

Вместе с тем, большевики сами попали в «идеологическую западню»: после феерического крушения Директории, был сделан вывод о том, что основным мотором украинской гражданской войны является только социальный вопрос и этот социальный вопрос однозначно решён в пользу большевиков как самых радикальных социальных революционеров. Прошлый национализм крестьянской массы – лишь временное помутнение, которое окончательно исчезло с торжеством советской власти - таков был общий вывод.

Новый глава украинского правительства Христиан Раковский вообще ни в грош не ставил национальный вопрос, считая его неуместным, таково же было отношение КПбУ к украинским социалистическим партиям, перешедшим на сторону советской власти, что порождало в среде самих этих партий немалую грусть. 

Ещё грустнее стало тогда, когда в феврале 1919 года по решению Ленина на Украине была введена продразвёрстка, для чего в страну явился Александр Шлихтер во главе с отрядом из 2500 сборщиков, готовых выполнить приказ №1 от 2 февраля, в котором снабжение России провозглашалось основной задачей нового украинского правительства. И хотя сам Шлихтер, побаиваясь дикого партизанского движения украинских крестьян, поначалу проявлял умеренность в реквизициях, уже в апреле, под давлением Москвы, он перешёл к чрезвычайным и очень решительным мерам продразвёрстки.

Таким образом, для подавляющей части украинских крестьян и социалистов действия советской власти стали напоминать действия недавно изгнанных немецких оккупантов, так же грабивших страну ради спокойствия Берлина. Дополнительное озлобление в деревне и городе вызывали действия ВЧК, которая повсеместно  прославилась отнюдь не горячностью сердец и чистотой рук. Давид Гопнер, уполномоченный СНК РСФСР на Украине, в своём письме Ленину и Чичерину ( http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/34053-d-yu-gopner-g-v-chicherinu-v-i-leninu-22-marta-1919-g ) от 22 марта 1919 года пишет:

«На одном из заседаний Украинского правительства, которые я посетил во время пребывания моего в Харькове, Хмельницкий и Ворошилов, а также приглашенный на заседание Правительства председатель Революционного Трибунала, нарисовали печальную картину деятельности Всеукраинской Чрезвычайной Комиссии. 

Поводом к постановке этого вопроса послужило решение революционного трибунала ходатайствовать перед правительством о смягчении участи двух сотрудников Чрезвычайкома, приговоренных трибуналом к смертной казни за целый  ряд преступлений по должности. Трибунал не мог применить к подсудимым иной меры наказания как смертная казнь. Однако, для участников суда над сотрудниками Чрезвычайной Комиссии было ясно, что люди эти казнены быть не должны, так как они являются жертвами той отчаянно-преступной атмосферы, которая царит в Чрезвычайной Комиссии. Эти третьестепенные персонажи позволили себе утаить известную сумму казенных денег, были повинны в мелком взяточничестве и в мелком вымогательстве в то время, как в учреждении, в котором работали эти «стрелочники», все насквозь пропитано уголовщиной, хулиганством, полнейшим произволом и безответственностью опытных негодяев. (…)

Не лучше обстоят дела в Екатеринославе. Вооруженные с головы до ног люди от имени ЧК, Комендатуры города, уголовно-розыскной милиции и других учреждений производят обыски, аресты, подбрасывают фальшивые деньги, напрашиваются на взятки, шантажируют этими взятками, заключая в тюрьму тех, кто эту взятку дал, чтобы в конце концов освободить человека из-под страха смерти за удесятеренную или удвацатиренную взятку»

Отношение к украинским социалистическим партиям со стороны правительства так же ухудшилось: им не позволили участвовать в формировании аппарата, некоторых арестовывали, других изгоняли, вопреки предложениям всё делопроизводство велось на русском языке, потому что почти никто из прибывших на Украину большевиков (даже украинец по происхождению Дыбенко) не понимал украинский язык. Киеву запретили чеканить собственную монету, ввергнув в катастрофическую зависимость от траншей из Москвы.

Короче говоря, спустя месяц после установления советской власти, в рядах украинских социалистов, сыгравших решающую роль в падении Петлюры, укрепилась мысль о чуждости нового правительства. Происходит вполне логический раскол: сначала от правительства Раковского отходят УПСР и еврейский Бунд, а затем и социал-демократы «незалежники».

Курс большевиков на распространение гражданской войны в деревне с введением комбедов, окончательно взорвал обстановку: в течение марта-августа 1919 вся страна оказалась охвачена чредой восстаний, ставших причиной очередного (второго по счёту) крушения советского правительства на Украине.

Причём, нужно говорить прямо, в подавляющем большинстве, мятежи эти возглавлялись самими же украинскими социалистами, и шли они под социалистическим же флагом.

Единственными кто не поднял оружие против большевиков стали часть «боротьбистов» и «незалежников» (левое меньшинство – «левица»), которые всё ещё пытались придти хоть к какому-нибудь соглашению с правительством несгибаемого Раковского. Характерно и то, что выступавшие против большевиков социалисты параллельно сохраняли и ненависть к правому Петлюре: так например, гайдамакская бригада, ставшая позднее известной как «Красная Армия Галиции», восставшая против советской власти под руководством «боротьбиста» Волоха, позднее разгромила и разграбила штаб-квартиру Петлюры.

9 апреля, в разгар антибольшевистского пожара, ЦК КПбУ в своей резолюции фактически признал тот факт, что политическое руководство повстанцев находится в руках украинских социалистических партий, - а не «правых националистов», - выставляющих социалистические лозунги борьбы: «кулацкая контрреволюция» прикрывает свои действия большевистской фразеологией: «Мы украинские большевики», «Мы за власть советов», но «без жидов и кацапов», «за самостийную Украину».

Командующий украинской Красной Армией Антонов-Овсеенко, наблюдая как против большевиков выступают всё новые отряды социалистов и сторонников советской власти из крестьян, прямо заявлял, что восстание было вызвано «нашей земельной и национальной политикой на Украине». Продотряды, отождествление середняка с кулаком, презрение к украинской культуре и языку, действия интернациональных полков: всё это, по мнению Антонова-Овсеенко, «возрождает национализм и поднимает на борьбу с «оккупантами» всё население без различия» (Записки о гражданской войне, т.4).

В конце марта 1919 левые уэсеры и «незалежники» создают Всеукраинский революционный комитет, бросивший клич к всеобщему восстанию против большевиков. Уже в апреле произошло 93 выступления. Киев оказался практически изолированным, обложенным многочисленными отрядами крестьян и социалистов, выдвигавших лозунги о «настоящей» советской власти. Только неимоверные усилия Пятакова, Бубнова и Ворошилова предотвратили опасность падения столицы.

В мае, помимо 30 местных восстаний, полыхнул мятеж атамана Григорьева, перешедшего от «боротьбистов» к «незалежникам». Хотя в позднейшей советской историографии Григорьев выведен пьяницей, дебоширом и антисемитом, а его 15-тысячная армия сборищем бандитов, Антонов-Овсеенко, встречавшийся с Григорьевым незадолго до мятежа, писал Раковскому, что жители зоны, подконтрольной Григорьеву, возмущены насильственными действиями продотрядов и политикой правительства в целом, а сам Григорьев классифицируется как человек, пользовавшийся среди населения громадным авторитетом за свою борьбу против угнетателей местных селян, а так же за широту души («лично для себя ничего не нажил – всё раздал вдовам красноармейцев, самим красноармейцам, школам и бедноте»). Кроме того, командующий Украинским фронтом, вопреки позднейшей советской версии, указывает, что Григорьев предотвратил погромы в Одессе и Николаеве, а так же подавил антиеврейский погром в Александрии, «с ним надо работать».

Но «работать» не пришлось. Григорьев, настроенный резко против «пришельцев с севера», очень болезненно воспринимал любые действия большевистского правительства Раковского, выказывающего грубость и презрение по отношению к самому атаману. Григорьевские части постепенно выходили из-под контроля большевиков, пока наконец ситуация не вылилось в прямое восстание, причём в манифесте-универсале, выпущенным самим атаманом по этому поводу, он провозглашал себя советским социалистом и призывал к борьбе с большевиками, ЧК, продотрядами и евреями.

Благодаря поддержке Махно, ещё одного независимого от большевиков украинского социалиста-анархиста, отказавшегося создавать единый фронт с Григорьевым, восстание на юге таки было подавлено. Однако, подавив Григорьева, большевики тотчас же взялись за Махно, тем самым очистив путь для продвижения Деникина. В этом деле большую роль сыграло прибытие на Украину Троцкого, который сначала прекратил снабжение махновцев, оставив их стоять против белых без боеприпасов, а затем, несмотря на яростные протесты Антонова-Овсеенко, бросил красноармейцев на подавление самих махновцев, оказавшихся между двух огней. 

В итоге действовавший малыми силами Деникин благодаря взаимному ослаблению и большевиков и махновцев получил возможность развить и закрепить свои успехи. 

Чрезвычайный пленум ЦК КПбУ 28 мая констатировал, что ситуация на Украине и в частности на Донбассе близка к катастрофе, очевиден общий коллапс партии и правительства в стране, охваченной хаосом. Создание по примеру России совета обороны с чрезвычайными полномочиями особых результатов не дало: распад правительства Раковского продолжался. 

Имея вокруг исключительно враждебное население, полностью потерявшее связи с массами правительство по инерции продолжало линию, уже зашедшую в тупик: в июне советская Украина формально была подчинена РСФСР, а обезумевший Шлихтер настаивал на усилении «вооружённой войны за хлеб», требуя выслать ему в помощь еще 15 тысяч вооружённых рабочих для организации массовых реквизиций в Киевской, Херсонской и Подольской губерниях. Через несколько дней после подавления восстания Григорьева, экспедиция Шлихтера направилась в едва успокоившиеся районы для того, чтобы вновь разжечь пожар всеобщего недовольства.

В окружённой петлюровцами и крестьянами Одессе большевики в отчаянии начали вооружать для борьбы с «кулацкой контрреволюцией» печально знаменитого гангстера Мишку Япончика. Сформировав и вооружив из 2500 уголовников т.н. 54-й полк, большевики не могли его контролировать: уголовники принялись грабить город, чему малочисленная одесская ЧК не смогла помешать. Попытка отправить бойцов Япончика на фронт так же успехов не принесла: потеряв половину состава из-за массового дизертирства, 54-й полк банально бежал с фронта в начале августа, после чего уже сами большевики «сердечно встретили» беглецов в окрестностях Вознесенска и перебили большинство уркаганов, в том числе и самого Мишку.

В Харькове, который пал 24 июня 1919, ЧК в последние недели существования советской власти развернула террор значительного масштаба, настроив против себя остатки некогда лояльного населения. Впрочем, приход Деникина, на которого так рассчитывали горожане, покоя не принёс – белые с удвоенной силой принялись терроризировать население, выискивая «сепаратистов» и «большевиков».

По мере приближения войск Деникина и Петлюры к Киеву, количество антибольшевистских восстаний росло в геометрической прогрессии. В первые две недели июля вспыхнуло более 200 восстаний. 1 августа Троцкий телеграфировал в Москву о том, что «при том бандитизме, который царит на Украине» серьёзного сопротивления организовать не удастся. 13 августа белые вошли в Киев, прогнав оттуда националистов Петлюры, ворвавшихся в город на несколько часов раньше.

В итоге, завоевав на свою сторону подавляющее большинство крестьян, подорвав тем самым силы петлюровской Директории, большевики за несколько месяцев аграрной и национальной политикой сумели настроить против себя буквально всю страну. 

На VIII Конференции РКПб в декабре 1919 года большевики относительно трезво оценили негативный курс в области продразвёрстки, в области борьбы с «кулацким», а на самом деле, середняцким крестьянством, в области национальной политики, в результате чего значительные массы крестьян воспринимали большевистское правительство как «кацапскую» и «империалистическую» власть. 

Но нужно подчеркнуть, «правая» точка зрения по поводу украинской «самостийности» возобладала и здесь: Раковский, Яковлев, Мануильский упорно не желали даже говорить о каких-либо послаблениях «украинству», упорно воспринимали украинские социалистические партии как «мелкобуржуазную контрреволюцию». И только Ленин, бросивший клич «стать боротьбистами», выступал за «максимум уступок» левым националистам с тем, чтобы «они развивали коммунистическую политику» в массах и со временем вливались в непосредственно коммунистическую партию.

Исключительно благодаря своему авторитету Ленину удалось подавить упорное сопротивление проваливших второе большевистское правительство «правых», и курс на терпимое и острожное противодействие националистическим тенденциям, курс на реальную украинизацию партийно-государственного аппарата, курс на хотя бы формальное признание самостоятельности Украинской Советской Социалистической Республики был внесён в итоговую резолюцию конференции.

В связи с этим, третья попытка закрепления большевиков на Украине, начавшаяся в конце 1919 года с контрнаступления на Деникина, была куда более удачной, нежели первые две. 

Самостоятельная Украинская Коммунистическая Партия-«боротьбистов», сформированная из представителей собственно уэсеров-«боротьбистов» и левой фракции «незалежников», получила фактически полную свободу действий, а некоторые её члены были введены в госаппарат. Именно через УКП и её контакты за границей были налажены связи с ушедшими в эмиграцию символами «украинской революции» - Винниченко (ставшим лидером заграничной секции УКП) и Грушевским, которые в конечном итоге, под влиянием проводимой большевиками украинизации, вернулись на родину, приняв (хотя и критически) Советскую власть. И хотя сама УКП получила отказ на свои обращения касательно приёма в Коминтерн в качестве отдельной партии, фактическое её существование продолжалось вплоть до марта 1925 года, когда было принято решение о самоликвидации и присоединении к КПбУ.

Почти сразу же с установлением третьего большевистского правительства была утверждена политика внимательного отношения к украинскому языку и культуре, которая ранее, во время второго пришествия большевиков на Украину,  воспринималась со скептицизмом.

 

Сама КПбУ фактически была создана заново, причём на этот раз удельный вес украинских и еврейских социалистов (в основном из т.н. Коммунистического Бунда) был повышен, хотя вплоть до украинизации середины 20-х партия продолжала оставаться преимущественно русской. В феврале 1920 года вся земля была роздана крестьянам, оживилась торговля между городом и деревней: в то время, как в самой советской России ещё полыхала крестьянская «эсеровщина», на Украине большевики уже осуществляли первые шаги той новой политики, которая в дальнейшем станет известна как НЭП.

Короче говоря, большевикам не удалось «отменить» украинский национализм одними лишь призывами к социализму. Более того, изначально широко распространённые в большевистской партии настроения неприятия «украинства» как формы «мелкобуржуазной/кулацкой контрреволюции» били по самим же большевикам. До тех пор, пока по призыву Ленина, сделавшему некоторые выводы из двух неудачных попыток установления советской власти на Украине, сама большевистская партия со скрипом, с большими оговорками, но пошла навстречу этому самому «украинству». Новая экономическая политика и коренизация/украинизация партийно-государственного аппарата, вкупе с трепетным отношением к украинской культуре, языку, традициям позволила большевистскому правительству выбить почву из-под ног националистов, продемонстрировав массам, что именно они, а не продавшийся иностранным оккупантам предатель украинской революции Петлюра, являются подлинными защитниками украинской нации.