Аргентинские коммунисты и прогрессивная террористическая диктатура

 

Известно, какие крутейшие политические зигзаги иной раз осуществляли коммунистические партии на пути достижения реального социализма, как ловко они маневрировали между “более” и “менее” реакционными слоями буржуазии. XX век даёт нам богатейший опыт подобной тактики, исполнявшейся с одним и тем же победоносным результатом. В этот раз посмотрим на Аргентину.

Хотя в истории Компартии Аргентины полно не очень приятных серых пятен, самым ярким проявлением тактики "реального марксизма" стал период военной диктатуры 1976-83 гг.; так называемый Процесс Национальной Реорганизации. Когда аргентинские коммунисты, используя уже известную шкалу градации буржуазии по степени реакционности, поддерживали "антиимпериалистический" режим, который в рамках "грязной войны" с оппозицией (с левой оппозицией) убил людей больше, чем окопавшийся в тот же момент в соседней Чили фашистский режим Пиночета.

В качестве краткой предыстории: 

В 1966 году в стране была установлена правая военная диктатура, т.н. "Аргентинская революция", которая, не сумев совладать ни с экономическим застоем, ни с общественно-политическим брожением, в 1973 году добровольно передает власть гражданскому правительству, избранному демократическим путем.

Начался короткий период "демократической весны", отмеченный острым противоборством между двумя основными политическими силами страны: правым и левым крылом перонизма. 

Изначально типичная для Латинской Америки 50-х популистская и эклектичная идеология "третьего пути", разработанная в эпоху правления генерала Хуана Перона (43-55), перонизм в 60-е годы претерпел значительные изменения. Будучи ведущей оппозиционной силой, перонизм разделился сам в себе. 

Находившиеся под влиянием Кубинской революции сектора, связанные как с молодёжным, так и с рабочим движением (в Аргентине именно перонизм, а не марксизм был наиболее популярен у организованных рабочих) сформировали т.н. "революционную тенденцию перонизма", представители которой шли в авангарде городских восстаний 1969-70 гг., а затем насоздавали кучу партизанских групп, слившихся в итоге в военно-политическую организацию "Монтонерос", крупнейшую революционную структуру в мире в середине 70-х.

Ответом на левый уклон стало оформление правого крыла перонизма, тесно связанного с профсоюзной бюрократией и антикоммунистически настроенными военными.

Аккурат с самого начала "демократической весны" между этими двумя полюсами началось открытое противоборство, выражавшееся как в вооруженных, так и в политических столкновениях. И если в первом случае левые перонисты умели дать ответ, то в политической борьбе они начисто проиграли.

По результатам всеобщих выборов 1973 года в Аргентине фактически произошла тихая политическая революция: кресло президента, а также посты губернаторов пяти крупнейших провинций страны оказались в руках сторонников “революционной тенденции”. Однако в ходе острого политического противостояния с правыми секторами перонизма, на сторону которых перешел и вернувшийся из ссылки генерал Хуан Перон, к середине 1974 года революционные перонисты были полностью изгнаны из официального политического поля. 

Смерть "компромиссной" для обоих лагерей фигуры генерала Перона в июле 1974 года привела к началу вялотекущей гражданской войны. За спиной безвольной Марии Эстела Мартинес, - супруги Перона, занявшей пост президента страны после смерти мужа, - встал одиозный головорез Хосе Лопес Рега, основатель и руководитель "Аргентинского Антикоммунистического Альянса", правоперонистского "эскадрона смерти", который теперь, опираясь на помощь полиции и армии, развернул масштабный террор против левых. В ответ "Монтонерос", огромная левоперонистская организация, насчитывавшая к тому моменту более 5 тысяч одних только комбатантов, не считая "милиции" (нерегулярных сил) и широких массовых фронтов, объявила войну правительству. 

Гражданская война между "Армией Монтонеро" с примкнувшими к ней марксистами из Революционной Партии Трудящихся/Народно-революционной армии с одной стороны и правительственными силами с примкнувшими к ним правоперонистскими вооруженными группами, закончилась "диалектически". 24 марта 1976 года военные под руководством генерала Хорхе Рафаэля Виделы сместили конституционное правительство Марии Эстелы Мартинес, установив открытую террористическую диктатуру. 

Неолиберальные мероприятия в экономике, поддержка контрреволюционных террористических режимов в Уругвае, Колумбии, Никарагуа и тесные отношения с США и Израилем во внешней политике, широкое использование государственного терроризма в борьбе с левой оппозицией не только в самой Аргентине, но и за пределами страны (аргентинские спецслужбы совместно с чилийской DINA являлись приводными инструментами знаменитой "Операции Кондор"); короче говоря, режим Виделы являлся стопроцентно террористическим и антинародным, как ни крути.

Но, как говорится, даже в этом случае коммунисты (что характерно, как просоветская КПА, так и прокитайская Революционная коммунистическая партия) нашли способ определить режим Виделы в разряд "прогрессивных" и "антиимпериалистических".

Связано это конечно не с "марксистским анализом" и не с "диалектическим материализмом", а сугубо с экономическими интересами Советского Союза и Китая, защита которых прикрывалась околомарксистской демагогией.

Стремясь сохранить важные торгово-экономические контакты с Аргентиной (прежде всего, по линии поставок пшеницы и мяса, ставших особенно важными на фоне западного эмбарго на поставки зерна после ввода советских войск в Афганистан, хотя были и не менее важные совместные проекты, типа строительства плотины Парана Медио), СССР (и Китай, не менее тесно связанный с Аргентиной) не просто игнорировал откровенно реакционный, антикоммунистический характер режима Виделы; советские представители в ООН даже наложили вето на резолюцию, осуждающую правительство Аргентины за массовое нарушение прав человека. Впоследствии, генерал Роберто Марио Виола, сменивший Виделу на посту руководителя военной хунты, в 1980 году прямо указывал на забавный парадокс: в то время, как "Аргентина борется с марксизмом на латиноамериканском континенте", именно западные страны обвиняют страну в нарушении прав человека, тогда как со стороны СССР исходит поддержка на международной арене. 

Таким образом, подчиняясь внешнеполитическим бизнес-интересам СССР, КПА сразу же одобрила военный переворот 1976 года как метод "спасения нации" от угрозы гражданской войны и выразила надежду на то, что именно военно-гражданская хунта поспособствует в дальнейшем утверждению в стране демократического правительства. 

Несмотря на повальные репрессии, инициированные хунтой (убившей, по разным оценкам, от 30 до 80 тысяч собственных граждан, "безродных и безбожных марксистов", по выражению Виделы), несмотря на сотрудничество с пиночетовскими головорезами в деле уничтожения левых по всему континенту, несмотря на открытую поддержку хунтой никарагуанских "контрас", для КПА военная хунта была "независимым правительством, которое защищает мир и международное сотрудничество (...) и сопротивляется давлению империализма". 

Понятное дело, что за эту беззаветную поддержку, военное правительство отвечало столь же сердечно: КПА являлась единственной организацией левого толка, на деятельность которой не был наложен запрет.

В своём рвении защищать советские внешнеполитические интересы даже перед лицом правительственного террора против рабочего класса, аргентинские коммунисты опирались на филигранный "марксистский анализ" расстановки сил внутри хунты. Устами генсека КПА Атоса Фава на международной встрече в Венгрии в сентябре 1981 была представлена партийная линия, согласно которой мощная волна государственного терроризма, прошедшая по аргентинским массам, демократической молодежи, организациям рабочего класса, была ответом на "провокации ультралевых", не более того. 

Фашизм в Аргентине не смог победить, в отличие от Чили потому, что "внутри армии имеется либеральное крыло" и все честные коммунисты должны поддерживать это либеральное крыло против "пиночетистов". В связи с этим, выдвижение внутри хунты "либерального" генерала Виолы является весьма положительным событием. И хотя программа Виолы конечно служит интересам буржуазии, она в то же время служит и интересам "развития страны".

Однако ожиданий коммунистов "либерал" Виола не оправдал, т.к. в декабре 1981 он и сам был смещен генералом Леопольдо Галтьери. Который практически сразу же взял курс на спасение идущего ко дну военного правительства через организацию "маленькой победоносной войны" на Мальвинских (Фолклендских) островах против "британского империализма". Естественно, целью данной авантюры, исполненной безо всякой военной подготовки, было не противостояние империализму, а исключительно консолидация общества вокруг хунты. Предполагалась быстрая оккупация островов, а затем "победоносные" переговоры с Великобританией при посредничестве США. Как известно, все вышло иначе: Аргентина потерпела в этой войне закономерное и позорное поражение, что сыграло определяющую роль в падении военной хунты.

И в этом случае КПА сумела проявить свою преданность родине. Выйдя из состояния апатичной покорности, партийные деятели с восторгом приветствовали "антиимпериалистическую войну". Причем, согласно официальному мнению КПА, аргентинские ВС врядли могли победить "империалистических агрессоров" (состояние армии, десятилетиями использовавшейся только для борьбы с "внутренним врагом", было архискверным) в одиночку. Чтобы добиться "почетного и справедливого мира" аргентинская хунта во-первых, должна перейти к коалиционному военно-гражданскому правительству, а во-вторых, крепить связи с социалистическим блоком во главе с СССР. 

Однако надежды и прогнозы аргентинских коммунистов сбылись чуть менее чем никак. Аргентинское общество, убеждаемое на протяжении многих лет в могуществе армии и мудрости генералов, было разочаровано позорным фиаско. Дополнительную озлобленность придавало поведение официальных СМИ, которые до последнего момента транслировали лживые победоносные сведения о ходе боевых действий.

На фоне позорного поражения и подъёма гражданского недовольства хунта откровенно посыпалась. Сменяющие друг друга генералы уже не могли остановить шторм народной ярости. Потому что, вслед за вопросом о судьбах пропавших без вести во время войны с Великобританией, граждане начали поднимать вопросы о судьбах исчезнувших в ходе "грязной войны" государства против народа. Оживились профсоюзы и подпольные демократические организации. Не имея возможности справиться ни с экономической катастрофой, ни с последствиями катастрофы военной, ни с мощнейшим забастовочным движением, утратив внутреннее единство, генералы, как и 10 лет назад, вынуждены были в 1983 году передать власть демократически избранному правительству.

Открытая поддержка просоветскими и прокитайскими коммунистами наиболее кровавой из всех многочисленных аргентинских диктатур, является одной из самых позорных (да наверное даже и самой позорной) страниц латиноамериканского левого движения, о которой нынешние члены КПА стараются тактично не вспоминать (хотя самокритика абсурдного "марксистского анализа" с поддержкой "менее реакционных" слоёв реакционной хунты таки была сделана на XVI съезде КПА в 1986 году). 

Аргентинско-чилийский случай также демонстрирует, насколько сильно т.н. "геополитические"/внешнеполитические/экономические интересы СССР или Китая влияли на "научный марксистский анализ", когда классификация того или иного режима зависела не от реальной его сущности, а от субъективного желания светил советского или китайского марксизма, защищающих отнюдь не интересы пролетариата, но исключительно интересы собственных государств. 

Так, признавая чилийский антикоммунистический и  террористический режим фашистским, просоветские специалисты по научному коммунизму трактовали аргентинский антикоммунистический и террористический режим как "прогрессивный и антиимпериалистический", имевший даже "демократические тенденции". Справедливости ради китайские марксисты пошли еще дальше, отказавшись осудить оба эти режима, прагматично поддерживая отношения как с Чили, так и с Аргентиной в духе "реальной политики" и ориентируя подконтрольные коммунистические группы в том же духе "реального марксизма".