Греческие коммунисты и македонская проблема

Корни сотрудничества между греческими коммунистами и македонскими националистами восходят к середине 20-х годов XX века, когда Коминтерн на своём V Конгрессе в 1924 году указал на необходимость поддержки коммунистами борьбы за “единую и независимую Македонию”.

Молодое греческое государство не избежало “македонской проблемы”, так как по результатам Балканских войн 1912-13 гг. в состав Греции вошла южная часть населенного славянами “исторического” македонского региона. Учитывая то, что в 1920 году к грекам от Болгарии отошла еще и Западная Фракия, славянский фактор был силен и потенциально нес большую опасность. Тем более, что уже в 1920 году болгароязычные фракийские славяне при поддержке греческих турок образовали Болгаро-Турецкую Внутреннюю Революционную Организацию, чья деятельность в 1922 году переросла в открытое восстание против греческого правительства, наводнившего Западную Фракию греками, переселившимися из Турции в рамках взаимного обмена населением. 

В итоге, фракийские национал-революционеры взяли под контроль многие районы болгарско-греческой границы, потребовав создания независимой Фракии. Все это дело пользовалось поддержкой болгарского “аграрно-социалистического” кабинета Александра Стамболийского, который лелеял мечту о создании пестрой многонациональной балканской федерации, однако 9 июня 1923 Стамболийский был свергнут и новое правое правительство Цанкова издало декрет о принудительном роспуске Болгаро-турецкой ВРО.

Воевода БТВРО Тане Николов с турецкими воеводами

Однако уже осенью того же года лидеры левого крыла БТВРО Коста Георгиев и Димитр Маджаров восстановили нелегальную боевую структуру под именем Внутренней Фракийской Революционной Организации, выбросив, по примеру левых македонских и добруджанских национал-революционеров, лозунг “Фракия для фракийцев”. 

Хотя деятельность ВФРО больше была сосредоточена на оказании помощи фракийским беженцам в самой Болгарии, вплоть до 1927 года (когда ВФРО перешла к легальным формам борьбы под именем Комитета за свободу Фракии) фракийские национал-революционеры устраивали боевые рейды на территорию Греции, атаковали греческих военных и жандармерию, облагали налогами греческих бизнесменов и помещиков. Деятельность фракийских левых националистов естественно не вызывала никакого положительного отклика в самом греческом обществе, порождая массовую славянофобию, которую тщательно поддерживала и правительственная пропаганда.

Учитывая безраздельное господство великодержавного патриотизма и антиславянского шовинизма, нет ничего удивительного в том, что КПГ совершенно без энтузиазма восприняла “македонский” курс Коминтерна. Лишь под великим давлением Москвы III чрезвычайный съезд партии в ноябре-декабре 1924 одобрил новую линию на поддержку борьбы славян за создание независимого македонского государства в составе будущей Балканской федерации. 

КПГ в итоге стала единственной партией страны, которая формально положительно смотрела на стремления славянского населения к сепарации. Но именно что формально, так как очевидная непопулярность “македонизма” среди греков привела к тому, что КПГ, - несмотря на повторяющуюся из раза в раз критику Коминтерна, - долгое время вообще не предпринимала никаких действий на данном направлении. Лишь в 1933 году под эгидой партии была наконец образована секция Внутренней Македонской Революционной Организации (Объединенной), но и она, несмотря на заявленную самими греками численность (якобы, более 800 человек) особо никакой конкретной работы не проводила.

Указанный Коминтерном в 1935 году новый ориентир на создание народного антифашистского фронта был встречен греческими коммунистами со вздохом облегчения: VI Съезд партии в декабре того же года заменил одиозный лозунг о создании “единой и независимой Македонии” на более нейтральный призыв к борьбе за равные права всех нацменьшинств страны. Нельзя сказать, что это привело к росту популярности КПГ, но хотя бы внутреннее напряжение между многочисленными “правыми” сторонниками территориальной целостности и близкими к славянам “левыми” поборниками прав наций на самоопределение было снято.

В общем, для самих партийцев “македонская проблема” была вроде бы решена: македонские славяне были поставлены в один ряд с турками, албанцами и аромунами; национальными меньшинствами, права которых должны были быть признаны в рамках Греции как единого государства.

Однако Вторая Мировая спутала все карты.

Ибо КПГ, возглавившая антифашистское сопротивление итало-немецко-болгарской оккупации, очень быстро превратилась в могучую силу, и столь стремительный рост был связан прежде всего с тем, что партия успешно “оседлала” тему защиты национальных интересов греческого государства, собрав вокруг себя огромную некоммунистическую патриотическую массу, организованную в Национальный фронт освобождения (EAM) и Греческую народно-освободительную армию (ELAS). 

Andartes - греческие партизаны из ELAS

И как раз в Македонии во время антифашистского сопротивления греки столкнулись с проблемой, с которой не ожидали столкнуться.

Во-первых, само ранее угнетенное и ненавидимое греками славянское население с трудом отвечало на патриотические призывы EAM-ELAS к борьбе за “народную Грецию”, но куда лучше реагировало на демагогию итальянских, немецких и болгарских оккупантов, которые обещали славянам освобождение от “греческого ига” в форме “независимого”, “автономного” или “объединенного” македонского государства. Тем более, что EAM-ELAS в своих призывах не упоминал отдельно македонцев, оставляя почву оккупантам для спекуляций.

Упирая на то, что “партизаны - это греческие националисты”, которые подчиняются британцам, и желают вернуть “старую Грецию” (имелась в виду Греция эпохи диктатуры Метаксаса, во время которой славяне натерпелись особых бед), оккупанты успешно создавали македонские антипартизанские “контрачеты”, которые своими действиями разжигали в рядах “andartes” (греческих партизан) огонь антиславянского шовинизма.

Но даже когда оккупантов начали успешно теснить, положение в Эгейской Македонии не улучшилось, т.к. после 1943 года на местных славян большое впечатление оказали события в соседней Югославии, где под крылом КПЮ была создана македонская партизанская армия, управляемая македонцами, использовавшая в качестве языка командования македонский язык и отстаивающая македонскую идентичность. И хотя югославы не претендовали на борьбу за “объединение” всех македонцев, сам по себе пример разумного использования македонского национализма резко контрастировал с практикой EAM-ELAS, где, несмотря на провозглашенное “национальное равноправие”, отдельные славянские отряды были лишены самостоятельности и всегда имели в качестве командиров греков.

Соответственно, славянские левые, наблюдая проблемы в мобилизации македонцев, предложили по югославскому примеру создать отдельное национал-освободительное движение Эгейской Македонии. Это якобы могло преодолеть недоверие славян и помочь вовлечь в “прокоммунистическое” движение широкие слои македонского населения. 

Однако на общей встрече представителей ЦК компартий Албании, Югославии и Греции 20 июня 1943 греческий делегат Телемахос Верверис категорически отверг эти предложения. Заявив, что внимание к “македонскому вопросу” моментально отдалит основную часть греческих патриотов от КПГ, бросив их в объятия буржуазии.

Позиция КПГ по македонцам немного изменилась к концу 1943 года, когда резко ухудшились отношения EAM-ELAS с другими антифашистскими организациями. После вооруженных столкновений ELAS с “буржуазно-националистической” EDES осенью 1943, было принято волевое решение об организации первого отдельного македонского подразделения “Лазо Трповски”, а в ноябре КПГ под давлением югославов неохотно санкционировала учреждение “Славяно-македонского национально-освободительного фронта” (СНОФ) и его вооруженного крыла, “Славяно-македонской национал-освободительной армии” (СНОВ). Как ни странно, это новое подразделение быстро завоевало массовую поддержку славян Эгейской Македонии.

Бойцы СНОФ

Очень скоро опасения греков насчет македонцев оправдались, так как один из радикальных левых славян EAM-ELAS Лазо Дамовский сообщил греческому руководству, что простых обещаний равенства в будущей народной Греции недостаточно; славяне имеют собственную культуру и традицию, коренным образом отличную от греческой, и необходимо проработать вопрос о возможности подлинного самоопределения македонцев хотя бы в форме широкой автономии.

Для греческой верхушки подобный настрой был абсолютно неприемлем, т.к. вместо послушного инструмента консолидации македонцев под своим руководством они получили потенциальных сепаратистов. Поэтому, несмотря на мобилизационный успех СНОФ-СНОВ, в апреле-мае 1944 года эта структура была ликвидирована. Причем несколько македонских командиров были арестованы за “антипатриотическую деятельность”, а группа из 80 партизан во главе с воеводой Наумом Пейовым, не дожидаясь разгрома, просто бежала через границу, присоединившись к македонским партизанам в Югославии.

Произошедшее возмутило уже югославских коммунистов, которые, имея громадное влияние на греков, убедили их в необходимости идти навстречу славянам дабы не столкнуть их в лагерь контрреволюции. В итоге, летом 1944 руководство КПГ под прямым нажимом КПЮ нехотя дало разрешение на формирование отдельных македонских подразделений.

Однако разрешено было сформировать только 2 батальона, причем их численность была намеренно ограничена, а все действия жестко контролировались. Что закономерно вызвало недовольство левых славян, которые жаловались братьям-югославам, что командование EAM-ELAS хочет любыми средствами предотвратить появление македонского партизанского войска. Отношения греков и славян оставались напряженными и достигли критической точки к октябрю 1944, когда столкнувшись с перспективой расформирования македонские батальоны EAM-ELAS восстали…и тоже ушли в югославскую Македонию, приняв участие в заключительной фазе освободительной борьбы в Югославии на стороне КПЮ.

Уход македонцев нанес огромный урон взаимоотношениям EAM-ELAS и славянского населения, которое все с бóльшей симпатией смотрело на Югославию и все громче выдвигало сепаратистские идеи воссоединения с македонцами по ту сторону греко-югославской границы.

Между тем КПГ осудило бежавших в Югославию македонцев, среди которых были почти все именитые славянские левые, причем осуждение сопровождалось фантастическими обвинениями в работе на гестапо и фашистскую болгарскую разведку. В свою очередь, осевшие в Югославии партизаны обвинили КПГ в шовинизме, оппортунизме и отрицании прав македонцев на самоопределение. 

В послании к грекам македонцы указывали, что между ними и КПГ не может быть никакого сотрудничества до тех пор, пока КПГ не изменит свою политику по национальному вопросу и не выполнит требований славян о создании отдельных подразделений, отдельного национального фронта, представленного в ЦК EAM, органов местного самоуправления в Эгейской Македонии…

Само собой, конфликт с македонцами привел и к заметному охлаждению отношений КПГ с КПЮ, что было весьма некстати, т.к. параллельно в самой Греции назревал новый раунд гражданской войны между EAM-ELAS с одной стороны и буржуазной оппозицией, поддержанной британцами, с другой. 

Поражение коммунистов в битве за Афины в декабре 1944 и принятие в последующем, - под прямым давлением желавшего сохранить союзные отношения с британцами СССР, - позорного Варкизского соглашения 12 февраля 1945 года усилило раскол между македонцами и греками еще больше. Так как сидевшие в Югославии левые македонцы, находившиеся под сильным влиянием радикальных югославов, точно так же как и верхушка КПЮ расценивали соглашение как акт постыдной капитуляции перед буржуазией и англо-американским империализмом. 

В чем они в общем-то были правы, так как Варкиза стала началом конца EAM-ELAS, который, контролируя свыше 70% территории Греции, послушно сложил оружие в обмен на обещания прозападного правительства широкой амнистии для участвовавших в декабрьской войне бойцов и полной политической свободы для коммунистов. Ни того, ни другого дано не было и члены КПГ почти сразу же после разоружения столкнулась с волной всяческих ограничений, перешедших постепенно в откровенный белый террор. Который, в свою очередь, уже весной 1946 года спровоцировал новую гражданскую войну, к которой Компартия Греции благодаря Варкизе подошла в явно ослабленном состоянии.

Коммунисты и македонцы во время Гражданской войны

Варкизское соглашение и последовавший немногим после белый террор существенно ослабили КПГ, которой стало не до борьбы с “македонским влиянием”. Этим быстро воспользовались славянские левые, “пригревшиеся” под крылом соседней Югославии.

В ноябре 1944 года в Битоле (Республика Македония) славянскими левыми во главе с Наумом Пейовым был образован Временный революционный комитет греческой Македонии, цель которого состояла в том, чтобы возглавить борьбу эгейских македонцев за национальное самоопределение. А так как в самой Греции после Варкизы ситуация значительно ухудшилась, - ибо белый террор бил не только по EAM-ELAS, но и по македонскому населению, - в апреле 1945 года комитет был преобразован в Национально-Освободительный Фронт (НОФ) как лево-патриотический центр борьбы за права греческих македонцев. 

Бойцы НОФ

Характерно, что НОФ, сразу же завоевавший широкую популярность и фактически взявший под идейный контроль Эгейскую Македонию, интегрировал в себя не только тех славян, которые ранее сражались в EAM-ELAS, но и “автономистов”, вооруженных в свое время оккупантами для борьбы с греческими партизанами.

Понятно, что греческие славяне с восторгом смотрели на Югославию, приветствуя учреждение федерации, и уже в июне 1945 стало понятно, что под “национальным самоопределением Эгейской Македонии” НОФ имеет в виду воссоединение с югославской македонской республикой. 

Однако, в связи с ростом белого террора и стремительной потерей Коммунистической Партией Греции своих позиций, македонцы поступили мудро, отодвинув амбициозный проект в сторону, сконцентрировавшись на обеспечении выживания македонского населения, которое в наибольшей степени страдало от поднимающейся волны белого террора.

Потому что взвинченные великодержавным правительственным патриотизмом греки воспринимали всех македонцев как коллаборационистов, антипатриотов и “пятую колонну” “исторически” враждебных Болгарии или Югославии, которую необходимо уничтожить ради сохранения матери-Греции.

Соответственно, НОФ как единственная организация греческих македонцев, сосредоточилась на оказании различной помощи славянам: начиная от содействия в переходе югославской границы бегущим от террора мирянам, заканчивая юридической помощью арестованным и организацией протестных митингов и забастовок. Вооруженная самооборона не исключалась, но в течение 1945 руководители НОФ не поощряли “активное сопротивление” как из-за нехватки оружия, так и из уважения к КПГ, которая выступала против организованного отпора правым.

При этом никакого прямого сотрудничества между греческими и македонскими левыми не было потому что македонцы, осудив Варкизское предательство, настаивали что захват власти возможен только посредством вооруженной борьбы, тогда как КПГ упорно защищала легализм и навязанный СССР курс на создание “коалиционного правительства”.

Таким образом, в течение 1945 г. наблюдалась парадоксальная ситуация: в то время как НОФ пытался тянуть руку помощи КПГ, сама КПГ, осуждая белый террор против славянского населения, официально квалифицировала “проюгославский” НОФ как “автономистскую” и “фашистскую” структуру, созданную “враждебными спецслужбами”, доходя до сравнения её с проболгарским автономистским движением эпохи оккупации. И даже более того: в сторону “опасных анархических элементов” и “трусливых провокаторов”, “разрушающих единство народа”, неоднократно неслись угрозы будущего беспощадного уничтожения, что заставляло самих македонцев думать, что КПГ вообще не будет вести совместной со славянами борьбы против реакции.

Лишь в феврале 1946, когда II Пленум ЦК КПГ принял решение о начале подготовки к возможной вооруженной борьбе, партийный взгляд на НОФ изменился. На решение КПГ об учреждении “Вооруженных групп преследуемых бойцов-демократов” (ODEKA; остов будущей Демократической Армии Греции), македонцы ответили собственным призывом к скорейшему формированию групп самообороны, сумев мобилизовать в следующие месяцы около тысячи партизан. 

Македонцы из НОФ

В апреле 1946 произошли впервые встречи между представителями двух организаций, а осенью, - уже в разгар гражданской войны, - было подписано соглашение о единстве действий. 

Причем и в этот раз не обошлось без трудностей, т.к. греки настаивали на полной интеграции НОФ в Демократическую Армию Греции, рассматривая в какой-то момент даже сценарий силового объединения с македонцами через уничтожение “ненадежной” и “националистической” верхушки НОФ. 

И опять на помощь подоспели югославы, при посредничестве которых 14 октября 1946 года командующие Маркос Вафиадис (ДАГ) и Паскаль Митревский (НОФ) наконец подписали компромиссный договор об объединении, оставивший за НОФ некоторую политическую независимость от КПГ.

Однако давнее недоверие и греческий шовинизм не были преодолены этим соглашением, т.к. греки продолжали воспринимать НОФ как потенциально опасную для греческого государства силу, пользующуюся к тому же открытой поддержкой мощной Югославии. Посему, несмотря на почти тотальную поддержку македонского населения борьбы Демократической Армии, отношения между славянами и греками продолжали оставаться натянутыми: греки пытались не допустить укрепления македонского руководства на освобожденных территориях проживания славян, а македонцы безостановочно жаловались на шовинизм, дискриминацию и принижение славянских бойцов.

Девушки из Антифашистского Женского Фронта, учрежденного под эгидой НОФ

К началу 1948 года ДАГ, теснимая из центральной Греции, все больше впадала в зависимость от македонских районов, которые обеспечивали тыловое обслуживание и через которые шла югославская помощь. Эта зависимость отразилась и в громкости лозунгов о нерушимом греко-славянском единстве, которые понеслись со стороны руководства КПГ. Но одновременно с этим, осознавая своё шаткое положение, греки попытались взять под контроль ЦК НОФ, принудительно введя в его состав нескольких этнических греков. Это спровоцировало конфликт в руководстве македонского фронта, который греки умело поддерживали, добившись отстранения ветеранов вооруженной борьбы, которых КПГ считала “ненадежными националистами”.

В ответ македонцы вновь обратились за защитой в ЦК КПЮ, пожаловавшись на то, что македонцы, составляющие треть военной силы ДАГ, не рассматриваются греческим руководством как равные и подвергаются повсеместной дискриминации, не имея представителей в высших органах партии, армии, милиции и временного правительства.

Македонские кавалеристы НОФ

Однако в этот раз югославы не стали заступаться за славянских собратьев, т.к. в марте 1948 начал развиваться советско-югославский конфликт и Тито не желал обострять ситуацию вмешательством в греческие дела.

Этим воспользовалась верхушка КПГ во главе с Никосом Захариадисом, которая на Пленуме Политбюро 10 июля 1948 сурово раскритиковала руководство НОФ, очень низко оценив вклад македонцев в вооруженную борьбу, хотя к тому моменту именно македонские деревни несли на себе всю тяжесть работы по тыловому снабжению и поддержке ДАГ. В сторону македонцев была направлена тяжелая критика, их обвинили в невыполнении поставленных задач и фракционности.

Спустя месяц, на I Пленуме ЦК НОФ в Буково, греческие делегаты полностью разбили македонское руководство, поставив во главе фронта грека Кокопулоса, присовокупив, что отныне “те, кто смотрит на Белград и Скопье”, будут считаться предателями (т.к. к тому моменту произошел окончательный разрыв СССР с “фашистской кликой Тито”).

Это оказалось пирровой победой, поскольку устранение хорошо известных в народе ветеранов вооруженной борьбы дало толчок к массовому дезертирству македонцев из ДАГ, что в условиях начала стратегического отступления демократов грозило полной катастрофой. К тому же очень негативную роль сыграл советско-югославский раскол, способный взорвать ДАГ изнутри (т.к. КПГ приняла сторону Сталина, а македонцы традиционно ориентировались на Тито).

Македонские бойцы ДАГ

В этих условиях генсек КПГ Никос Захариадис предпринял ряд чрезвычайных мер, направленных на стабилизацию “македонской проблемы”: на встрече с высокопоставленными македонцами из НОФ, ДАГ и КПГ 4-5 октября 1948 он признал, что отстраненные ветераны были не единственными виновниками “ненормальных” отношений между греками и славянами. Он обвинил в ошибках товарищей Стрингоса и Порфирогениса, неверно направлявших “македонскую политику” КПГ и не понимающих важности македонского вопроса, признал частичную ответственность партии за дискриминацию македонцев и пообещал исправить положение.

И это были не пустые слова: сразу же после встречи Захариадис отправил отстраненных “ненадежных” ветеранов с важной миссией вербовки новых бойцов-славян в Югославию и Албанию, а в декабре им был выпущен приказ о борьбе с дискриминацией македонцев в рядах ДАГ. Наконец, Захариадис публично заявил, что позиция партии по македонскому вопросу будет изменена. Так оно и произошло: V Пленум ЦК КПГ 30 января 1949 года одобрил замену лозунга о “равенстве славянского меньшинства в греческом народном государстве” на лозунг о праве македонцев на самоопределение и собственную государственность.

Никос Захариадис

В этой относительно благоприятной атмосфере с 25 по 29 марта прошел II Съезд НОФ, подтвердивший новую линию на борьбу за “объединенную независимую Македонию в составе народно-демократической федерации балканских народов”. Здесь же была учреждена и Коммунистическая Организация Эгейской Македонии, которая должна была стать идейным ядром НОФ.

Естественно, столь смелая политика была направлена и против Югославии, которая после разрыва с СССР превратилась (в пропагандистских заявлениях греков) в “контрреволюционную силу”, якобы подавляющую македонский народ, так же нуждающийся в освобождении, как и стонущие под игом “монархо-фашистской реакции” греческие македонцы. Иными словами, будущая народно-демократическая Эгейская Македония должна была стать некоей альтернативой “фальшивой” Македонии югославских ревизионистов. 

А чтобы у греческих македонцев не было лишних соблазнов, ДАГ перекрыла для них границу с Югославией задолго до того, как это сделал сам Тито в июле 1949.

В конечном итоге, за счет многочисленных уступок, КПГ удалось превратить македонцев на последних этапах гражданской войны в свою самую надежную опору. Не способные ни уйти в Югославию, ни раствориться на греческой территории, славяне отчаянно сражались против правительства, понимая, что в случае поражения пощады не будет.

Но вместе с тем стратегический разворот КПГ к македонцам посеял зерно сомнений в рядах греческих членов ДАГ, серьезно подорвав патриотический дух повстанцев, по-прежнему проникнутых недоверием к славянам. Но еще хуже было то, что новая политика КПГ дала мощные козыри правительственной пропаганде, нашедшей реальные доказательства своему главному постулату о том, что ДАГ - не патриоты, а всего лишь наемники “славяно-коммунистов”, стремящиеся к расчленению и уничтожению матери-Греции в интересах Болгарии, Югославии и СССР. 

Таким образом, благородно-вынужденный разворот КПГ лицом к македонцам (как и к албанцам в этот же период) мощнейшим образом сыграл против самой КПГ, став предпоследним гвоздём (последним было прекращение югославской и албанской помощи в июле-августе 1949) в крышку гроба борьбы греческих коммунистов за “народно-демократическую Грецию”.